Продолжение «Тысячи и одной ночи» - Жак Казот

посланник Ассирии. И только когда неизвестный спешился и поклонился ему, он узнал Абикама.

— Как? Это ты, Абикам? — изумился царь. — Как удалось тебе сбросить с плеч бремя лет своих? Ты явил глазам моим столько же ловкости и силы, сколько ранее выказал мудрости!

— Государь слишком высоко оценивает слабые мои достоинства, — отвечал Хикар, — они лишь следствие благородного соперничества, которое мой господин умеет внушить своим подданным. Но не станем откладывать более исполнение его обязательства перед тобою, великий царь. Мои рабочие готовы, им не терпится удовлетворить твои желания, показать свое усердие и умения. Они ждут только твоего приказа.

— Пусть приступают! — согласился фараон.

Хикар повернулся к слонам и махнул рукою. Упали сети с башенки одного из слонов, и появилась женщина, одетая по-ассирийски в пурпурное платье, расшитое золотыми звездами. Ее газовый шлейф развевался по ветру, он ниспадал с усеянного адамантами венца, чей блеск затмевал сияние солнца. Каждый взгляд ее сверкающих, проницательных глаз внушал всем окружающим желание беспрекословно подчиниться ее воле, а лицо было исполнено гордости и в то же время женственности. Она трижды взмахнула своим жезлом и четко и уверенно произнесла такие слова:

— Смиренные рабы всесильного царя Синкариба! Повинуйтесь великому фараону египетскому!

И тут же раздался сильный шум: то птицы рух вырвались из своих башенок и вознесли выше облаков двух прекраснейших отроков, погонщиков своих. Ослепительные, словно дети Венеры, но лишенные их коварства{225}, они будто забавлялись, катаясь верхом на своих оседланных птицах и направляя их ввысь — в небо, туда, откуда, казалось, они и были родом.

Венки из ярких цветов, подчеркивая румянец щек, поддерживали прекрасные волосы, чьи пряди развевались, взмывали вверх и словно служили отрокам крыльями.

Одеяния из цветного газа, послушные каждому движению, образовывали вокруг этих неземных созданий блестящее переливающееся облако, подобное радужной шали богини Ириды{226}.

Каждый из отроков держал в руках золотой мастерок, простодушные улыбки освещали их лица, на которых не было и следа страха перед необъятным небом и высотой.

От изумления фараон и все, кто видел это зрелище, онемели. Но вскоре послышались восхищенные возгласы. Люди Хикара тоже не скрывали восторга своего: для них летающие отроки были таким же чудом, как и для египтян. Стражники египетские приблизились к ассирийцам и спросили:

— Что это? Объясните!

— Мы ничего не знаем, — отвечали слуги Хикара.

Восхищению фараона не было границ, а жрецы его не могли опомниться от изумления. Наконец царь взял себя в руки и спросил, что они думают об увиденном.

— Государь! Это волшебство людям не по силам, и оно выше нашего разумения.

— Абикам! — обратился фараон к Хикару, который спокойно стоял рядом с его колесницей. — Как называете вы волшебницу или богиню, что явилась нашим глазам? И куда направляются духи, которыми она повелевает?

— О всемогущий царь! — ответил Хикар. — Здесь нет ни богини, ни волшебницы, ни духов: ты видел только одну женщину и двух мальчиков, это всего лишь подданные царя Синкариба.

— Они вернутся? Мы увидим их снова?

— Они должны возвести твой воздушный дворец, а женщина — это его зодчий. Но взгляни на небо, твои строители спускаются вниз.

Как только птицы приблизились, Хикар крикнул:

— Рабы Синкариба! Исполните долг ваш!

В тот же миг снова появилась женщина и взмахом волшебного жезла приказала детям приблизиться к ней.

— Рабочие мои! — сказала она отрокам. — Котлованы вырыты, возьмите же всё, что необходимо для начала стройки. Вот вам мерки.

С этими словами она бросила клубок лент, отроки поймали его и полетели туда, где стояли в ожидании поденщики со всем, что они приготовили. Фараон поскакал туда же, жрецы и звездочеты немедля последовали за ним.

Птицы рух покружили над толпой, а затем спустились ниже, так что стали слышны звонкие голоса их погонщиков.

— Слуги фараона! — кричали они. — Дайте нам камни, известь, песок, чтобы мы выстроили здание для господина вашего.

Египтяне застыли разинув рты.

— Великий царь! — крикнула женщина с вершины своей башенки. — Тебе служат презренные эфиопы! Употреби власть свою и силу, дабы подстегнуть их сердца, униженные рабством! Прикажи, чтобы их пятки побили палками!

Фараон оставался недвижим. И Зефани обратилась к отрокам, восседавшим на птицах:

— Подданные царя Синкариба! Ваш господин повелел исполнить желание фараона, царя Египта. Раз вы не можете приземлиться, спуститесь поближе к тем, кто не в силах вам помочь.

Она взмахнула жезлом, которому повиновались птицы, и направила их вниз. На бреющем полете оба руха устремились к земле, эфиопы попадали ничком, а тех, кто по глупости своей стоял разинув рот, посбивали с ног сильные когтистые лапы.

Жрецы Осириса застыли как вкопанные, сгрудившись вокруг своего старейшины. Они были уверены, что всё увиденное — лишь наваждение, и намеревались развеять его своими взглядами и заклинаниями. Но, для того чтобы пустить в ход жезл, главному жрецу не хватало присутствия духа. Приближение птиц ошеломило его, и он выронил из рук символ своего могущества. Все прочие служители Осириса словно окаменели, а когда Зефани направила на них страшных птиц, жуткий свист крыльев заставил несчастных броситься друг на друга. Они запутались в своих длинных одеяниях, и вскоре коллегия жрецов превратилась в безжизненную груду тел. Равнина, совсем недавно покрытая бесчисленной толпою, казалось, превратилась в пустыню, усеянную мусором.

Один лишь фараон не поддался общему оцепенению, ибо при всем своем самолюбии и надменности отличался сильной волей.

— Абикам! — сказал царь Египта ассирийскому посланнику, который не отходил от него ни на шаг. — Я ослеплен и поражен волшебными видениями. Я слишком полагался на своих магов и был уверен, что после смерти Хикара, выходца из Арамеи, никто не посмеет состязаться со мною. Ты доказал обратное и снискал уважение мое, которое я до сих пор выказывал тебе лишь в слабой мере. Повелевая искусным народом, я видел себя более могущественным, чем Синкариб. Он же выставил против меня одну-единственную женщину, и она обратила мой народ в безвольных кукол. Отныне я хочу быть только другом и союзником твоего царя! Стань нашим посредником. Завтра приходи ко мне во дворец, и мы выполним все наши обещания.

Речь речью, но легко понять, что фараон, признав поражение, в душе был уязвлен. Однако, будучи искушенным политиком, он решил скрыть под благородной видимостью истинную подоплеку своих поступков, ибо на самом деле опасался мести Синкариба.

Птицы рух и их