Великий князь Николай Николаевич - Юрий Данилов

Таким образом, даже на уста военного министра была наложена в политическом смысле печать молчания.

Великому князю Николаю Николаевичу суждено было сыграть весьма крупную роль во внутренних событиях страны и во внешних во время войны. Что касается внешней политики до войны, то я уже отмечал, что великий князь никогда не был в мирное время предназначаем на пост Верховного главнокомандующего, и потому он не имел ни оснований, ни возможности вмешиваться в политические события, руководство которыми очень ревниво оберегалось государем императором. Лишь будучи после объявления России Германией войны назначенным на пост русского Верховного главнокомандующего, великий князь получил не только право, но и обязанность принимать участие в обсуждении разного рода дипломатических вопросов. С этой минуты и началось его влияние на дипломатию. Но только это случилось уже после объявления войны, когда в его лице как Верховного главнокомандующего были сосредоточены некоторые функции, в мирное время присущие только верховной власти. Такова истина.

В этой истине верно еще и то, что великий князь Николай Николаевич был большим сторонником союза с Францией и в глубине души испытывал подобно другим русским людям большую скорбь по поводу тех унижений, которые должна была выносить его Родина вследствие бесцеремонной политики Австрии, широко пользовавшейся бессилием России со времен Русско-японской войны.

Если маршалу Фошу приписываются слова, когда-то якобы им сказанные о том, что во время войны интересы английской армии были ему столь же близки, как интересы родной французской армии, то о великом князе будет еще справедливее сказать, что военные интересы Франции и вообще союзников России он трактовал столь же горячо, как и интересы ему вверенной русской армии. И это вполне последовательно, если принять во внимание, что Россия вела коалиционную войну, в которой главную ценность имеет общий успех, а не успех отдельных членов коалиции.

«Утешением в нашей тяжкой скорби по неудаче в Восточной Пруссии служит мысль о той пользе, которую наше наступление принесло вам», – сказал великий князь французскому представителю при Ставке генералу Лагишу при выражении последним соболезнования французской армии по поводу понесенных нами потерь.

Читатель, познакомившийся с содержанием глав VII и VIII настоящей книги, сам может оценить степень усилий русской стратегии и жертвенности русского солдата на пользу общего дела союзных держав Согласия. В этой жертвенности, может быть, таилась даже одна из причин преждевременного износа русской армии.

Чтобы дать и здесь хотя бы общее представление о том напряжении, которое выдерживала Россия в первый период войны, достаточно отметить, что в то время как в начале войны против России было выставлено нашими противниками 50 пехотных и 13 кавалерийских дивизий, к сентябрю 1915 г. силы эти возросли до 137 пехотных и 24 кавалерийских дивизий.

Таковы бесспорные цифры…

С вымышленной деятельностью великого князя Николая Николаевича в период, предшествовавший войне, некоторые авторы связывают также имя бывшего министра внутренних дел Н.А. Маклакова[25]. Ему приписывают горячие речи ультрапатриотического содержания, которыми он 25 июля старался склонить членов уже названного совещания на сторону войны как единственного средства спасти страну от угрожающей революции. Мне никогда не приходилось слышать о подобном настроении русского министра внутренних дел, для которого не мог быть убедительным опыт Русско-японской войны и последовавшая затем революция 1905 г. Правда, война эта была неудачной, но кто мог бы на себя взять смелость предвидеть конечный результат столкновения России с Германией и Австро-Венгрией!

Но зато мне хорошо известен рассказ генерала Добровольского, бывшего начальника мобилизационного отдела Генерального штаба, о том настроении, в котором он нашел Н.А. Маклакова, представляя ему, как полагалось по закону, на подпись проект телеграммы о мобилизации русской армии.

Этот рассказ был впоследствии записан генералом Добровольским и напечатан в одном из русских военных журналов[26]. Вот он:

«На Елагином острове[27] у министра внутренних дел Маклакова в кабинете царила молитвенная обстановка. Как раз против письменного стола, за которым сидел министр, у противоположного простенка, на узком столе, покрытом белой пеленой, находилось несколько больших образов, перед которыми теплилась лампада и горело несколько восковых церковных свечей. Он сейчас же говорил о революционерах, которые, по его компетентным сведениям, ждут с нетерпением войны, чтобы докончить дело, начатое в минувшую японскую войну. “Война у нас, в народных глубинах, – сказал Н.А. Маклаков, – не может быть популярной, и идеи революции народу понятнее, нежели победа над немцем. Но от рока не уйти…” – и, осенив себя крестным знаменем, министр подписал телеграмму…»

Похоже ли это настроение бывшего русского министра внутренних дел на то, которым должен бы быть полон сторонник войны, искавший в ней выход для страны из тяжелого внутреннего положения?!

– Как вы думаете, – обратился ко мне в первый же день объявления нам войны наш министр иностранных дел С.Д. Сазонов, – что сулит нам надвигающаяся война?

– Борьба предстоит упорная, – отвечал я. – Результат же этой войны будет в прямой зависимости от того, какова будет внутренняя обстановка в стране. Мы не должны забывать японскую войну и 1905 г.!..

Призрак возможной революции стоял перед всеми более или мене ответственными русскими людьми. Никто из нас, сознательно глядевших в будущее своей Родины, не мог желать войны, ибо России нужны были для укрепления своего расстроенного внутреннего положения продолжительные годы мира и только мира!

Мне хотелось бы сказать еще несколько дополнительных слов о великом князе как о вожде-воине, которым он по существу и был до мозга костей. Полученное им воспитание по суровой школе императора Николая I научило его не только повиноваться, но и повелевать… Великий князь умел создавать вокруг себя атмосферу обаяния. В мирное время войска его боялись, но вместе с тем и любили. Им импонировали его властный голос, его энергичная манера, его знания и, наконец, живописная фигура. С острым орлиным взглядом в глазах, сидя на шестивершковом огромном коне, великий князь Николай Николаевич производил неописуемое впечатление какого-то таинственного изваяния. Чувствовалось, что по знаку его высоко поднятой шашки все находившееся под его непосредственным влиянием, следившее за ним с напряженным вниманием готово было ринуться без оглядки в огонь и в воду. Уже тогда ходили про него различные легенды, и то, что мог потребовать от войск лично он, было недоступно для других. Вожди-воины ведь обладают исключительной силой массового гипноза!