Императрица Цыси. Наложница, изменившая судьбу Китая - Юн Чжан

Катарина Карл видела, как Цыси добивалась своего, например, в ее случае она высказывала свои пожелания по поводу портрета робко, как бы прося об одолжении. «Она взяла мои руки в свои ладони и сказала самым умоляющим голосом: «Надо бы довести до совершенства некоторые недоделки. Вы это сделаете для меня, не так ли?.…» Она извинялась за свои просьбы: «Я вам доставляю большое беспокойство, а вы относитесь к ним с большим пониманием». Чаще всего задавался звучавший с особой озабоченностью вопрос о том, когда американская художница завершит создание портрета вдовствующей императрицы. Ответу на него придавалось мистическое значение: К. Карл не могла закончить работу по собственному усмотрению. После изучения астрологических календарей было принято решение о том, что портрет должен быть готов к благоприятному дню 19 апреля 1904 года, а идеальное время считалось четыре часа после полудни. Мисс Карл приняла условия астрологов, и Цыси почувствовала большое облегчение.

К. Карл весьма поразило страстное увлечение Цыси своими садами: «Какой бы измученной делами или встревоженной она ни казалась, вдовствующая императрица явно находила утешение в цветах! Она подносила цветок к своему лицу, упивалась его ароматом и ласкала его, как будто это было обладавшее чувственной реакцией существо. Она бродила среди цветов, наполнявших ее комнаты, и разворачивала легким касанием руки некоторые цветущие бутоны к свету или поворачивала жардиньерку таким манером, чтобы находящиеся в ней растения оказывались в более удобном положении».

Эта американская художница к тому же разделяла любовь Цыси к собакам. Вдовствующей императрице принадлежала большая и уютная псарня, которую К. Карл часто посещала. Заметив это, Цыси подарила ей щенка. Однажды «вдовствующей императрице принесли несколько совсем юных щенков. Она приласкала ощенившуюся суку и критически осмотрела резцы ее детенышей. Потом она позвала меня, чтобы показать мне этот помет, и спросила, который из щенков мне больше всего нравится. Она обратила мое внимание на их прекрасные резцы и настояла на том, чтобы я подержала каждого из них». Так как К. Карл показалось неудобным выбрать какого-то из щенков для себя, Цыси распорядилась отнести ей одного песика в качестве подарка: «симпатичного белого с янтарным отливом щенка пекинеса». На самом деле как раз этот щенок больше всего понравился К. Карл, и к нему она проявила особый интерес во время посещения псарни. Так получается, что Цыси заранее позаботилась о том, чтобы узнать предпочтение художницы.

Катарина Карл познала самую заботливую сторону натуры Цыси в личном и чисто женском общении. Однажды они вышли на прогулку: «День клонился к закату, а я оделась слишком легко. Ее величеству показалось, что я озябла, и, увидев, что на мне нет шали, она попросила старшего евнуха принести ее собственную шаль. Тот выбрал одну из многочисленных шалей, которые слуги всегда брали с собой на такие прогулки, и передал ее вдовствующей императрице, которая накинула платок мне на плечи. Она попросила меня взять ее насовсем и посоветовала не забывать заботиться о себе в будущем». С наступлением сезона холодов Цыси прислала на квартиру К. Карл служанку, чтобы та взяла у художницы изготовленное на заказ европейское платье, а потом приказала придворному портному сшить точно такое же платье из подбитого утеплителем шелка. Она подарила К. Карл длинный мягкий, завязываемый на боку наряд, в котором, как сказала вдовствующая императрица, Катарина выглядит стройнее. Когда на улице стало еще холоднее, Цыси придумала для К. Карл длинное, подбитое мехом одеяние, в покрое которого сочетались европейский и китайский стили. Его художница считала не только симпатичным, но и удобным для занятия рисованием. Вдовствующая императрица к тому же подобрала для Катарины шапку из меха соболя. Причем при выборе цвета она позаботилась о том, чтобы он подошел к светлым волосам К. Карл, а фасон подчеркивал ее сильный характер.

Всю эту не совсем европейскую одежду преподнесли художнице предельно деликатно, так как Цыси вполне понимала, что американской леди может не понравиться костюм чуждой ей культуры. Одежда самой Цыси служила показателем ее национальной принадлежности. Маньчжурское платье она забыла только в изгнании, когда ей пришлось нарядиться в одежду, принадлежащую родственникам уездного воеводы У Юна, которые принадлежали к народности хань. Она сказала К. Карл, что эта новая одежда послужит исключительно практическим целям и никак не отразится на личности. Демонстрируя ту же самую догадку и такт, когда Цыси устраивала женам дипломатов прием в саду, она заботилась о том, чтобы мисс Карл вывозили из дворца к миссис Конгер и она возвращалась вместе с дамами американского посольства. Делала она это на тот случай, если этой американке вдруг покажется неудобным появиться среди гостей в свите вдовствующей императрицы. Во время прогулки по садам Цыси срывала цветочки и прикрепляла их за ушами Катарины. То был жест близости, который, как понимала художница, служил «гарантией такого же отношения ко мне со стороны придворных дам и евнухов». Цыси также заботилась о том, чтобы художницу привлекали ко всем развлекательным мероприятиям. Таким мероприятием служил фестиваль начала запуска воздушных змеев весной, когда вельможи и ученые мужи бегали с этими забавами, как дети. Все уже привыкли к тому, что первого воздушного змея выпускала в небо сама вдовствующая императрица. В такой день Цыси пригласила К. Карл в сад и, после того как она размотала шнур и сноровисто наладила полет змея, передала его художнице и начала учить ее обращению с рукотворной птицей.

Цыси вела себя с мисс Карл как с подругой. Этих двух женщин объединяло много общего. Никто не восхищался садами Цыси так тонко, как это делала американская художница: «Изысканное удовольствие от созерцания этого великолепного вида вызывало у меня трепет восхищения». Они даже смеялись вместе. Как-то Цыси пошла, чтобы полюбоваться своими хризантемами, цветущими в то время года вовсю, а К. Карл осталась, занятая своей работой. Вернувшись из сада, вдовствующая императрица принесла Катарине новый сорт хризантемы и сказала: «Я подарю тебе что-нибудь изящное, если ты угадаешь, как я назвала этот цветок». Художница ответила, что этот забавный цветок с лепестками, похожими на волосы, и выпуклой желтой сердцевиной напоминает облысевшую голову старика, на что обрадованная Цыси воскликнула: «Ты угадала. Я только что присвоила этому сорту имя Старик с горы!» Между ними существовала непринужденная душевная близость. Во время одного из приемов в саду Цыси пристально осмотрела серое платье К. Карл, взяла из вазы красный пион и прикрепила его к нему, сказав, что немного цветного разнообразия этому платью совсем не повредит. Они обсуждали стили одежды. Цыси хвалила европейскую моду за «симпатичные цвета», но тут же оговаривалась в том плане, что «европейские костюмы очень идут безупречно сложенным людям и людям с правильными пропорциями тела», зато «западная мода становилась бедой для тех, кого Бог сложением обидел». Маньчжурский костюм, «спадая прямыми линиями от плеч, больше шел статным людям, так как скрывал многие недостатки их тел». (Вдовствующая императрица воздерживалась от критики перед американской художницей западных корсетов. Говорят, она как-то ответила придворной даме, пожившей за границей и рассказавшей вдовствующей императрице о корсетной моде, с некоторым возмущением: «На самом деле заслуживает большого сожаления то, что заморским женщинам приходится терпеть. Их утягивают с помощью стальных стержней так, что они едва дышат. Несчастные создания! Несчастные!»)