El creador en su laberinto - Андрей Миллер

на крыши перекинулось. Смотрел Сеслав на это, но никакой горечи не испытывал.

Видывал Сеслав в бытность свою дружинником, как деревни вырезают да палят. Всякое случалось: иной раз набег степной, а иногда — сами дружинники брали на себя грехи тяжкие, потому что так оно надо было. Но никакой ворог из мира живых столь жутким не бывает. Как ты там, Иван? Как молодцы твои, коими грозил хромому воину? Супротив мертвецов православных пойти — это не Сеслава стращать… Сами не ведали деревенские, какие силы прогневали.

Умертвия шли нынче против живых: навроде того покойника, который к дому приходил. Сеслав тогда думал, что живые всяко хуже мёртвых: но кто знает, он сам с мёртвыми не сражался. Деревенские пытались. Видел он, как мужичьё с вилами да дубьём отогнать ворога старается. Хоть и боязно им, но на бой лютый вышли, головы очертя: куда деваться, ежели родной дом защищаешь?

Только всё пустое. Понимал Сеслав: пришёл родной деревне конец. Что с ним да Липкой деревенские сотворить хотели? Небось, прямо в доме на отшибе и сжечь. Или на соломе, как это издавна водилось на Руси. Только вот бабу жечь, в ворожействе обвинённую, али боярина неугодного — это одно. Легко совесть успокоить: не человека погубил, но сатанинского слугу. А теперь… теперь люд с настоящими тёмными силами схлестнулся. С тёмными, да не со злыми. За их с Липкой счастье радела Тьма, хоть оно и странно как-то…

Вон, глянь: другие фигуры, кривые да страшные, от реки ковыляют к деревне. Водяные али утопленники вроде Липки — только позлее? Хотя кабы полез тогда Иван с молодчиками своими в драку — может, и русалка показала б силушку загробную. Не занимать ей было силушки, даром что руки тонюсенькие: это Сеслав ведал хорошо. Испытал.

Народ беснуется, кругами бегает — позабыли уже про дом на отшибе. А после и всадники на дороге показались: может, былые товарищи Сеслава? А быть может, совсем иное воинство. Кто его знает… чего об этом думать? Другого мира сделался Сеслав, уж пора было в том самому себе признаться чистосердечно.

Это ведь как на войне. Если не могут соседи мирно ужиться по какой-то причине — пусть от них не зависящей, то выбор невелик. Тогда кому-то одному остаться придётся. Ты только сторону выбери, на которую станешь, да не ошибись. Полагал Сеслав, что он не ошибся.

Посидели ещё немного — и пошли вместе с Липкой в лес. Домой.

Ни слова о Шэрон

Журналист был настроен скептически. И совершенно не скрывал, насколько ему всё это не нравится. Грязная квартира, убогая даже по меркам одного из худших кварталов Нью-Йорка: здесь стоял неописуемый букет отвратительных запахов. По заляпанному полу семенил крупный таракан.

Хозяин выглядел под стать жилищу: болезненно худой, желтозубый, со сбившимися в колтуны длинными волосами. Типичный участник Вудстока, которому не повезло дожить аж до Трампа. Определённо алкоголик и сидит на мете.

Но задание есть задание. С начальством не спорят. Свою работу нужно выполнять, даже если она не доставляет никакого удовольствия.

— Итак, мистер Рорк… вы утверждаете, что были членом «Семьи» Чарльза Мэнсона?

— Был.

Крошки чипсов прилипли к влажным пятнам, покрывавшим майку Рорка. На столе, отделявшем его от журналиста, стояло пять пустых пивных бутылок: шестую Рорк вот-вот должен был туда добавить. Похоже, что пить он начал с утра и не собирался останавливаться.

— Это звучит забавно, учитывая, что полиции о вас ничего не известно.

— Поэтому я и на свободе.

— Ну, Стив Гроган тоже избежал тюрьмы.

— Да, потому что этот козёл показал легавым, где «Семья» зарыла беднягу Дональда. Но я бы не стал сотрудничать с властями. Да и расскажи я всю правду — никто бы не поверил… а врать никогда не умел.

— Так всё-таки, почему вас не поймали? Давайте начнём с этого вопроса.

Рорк поставил очередную пустую бутылку перед собой и открыл зубами новую. Такими темпами к концу интервью он рисковал упасть под стол…

— А я соскочил ещё в июле 1969. Задолго до того, как «Семьёй» заинтересовались. Почему никто обо мне не рассказал на допросах? Думаю, про меня просто не спрашивали.

Репортёр хорошо знал историю «Семьи». В июле 1969 — значит, на руках у секты пока была кровь наркодилера Кроу, возможно — уже и его коллеги Хинмана, но знаменитых на весь мир событий в доме номер 10050 по Сьело Драйв ещё не случилось.

— Хотите сказать, мистер Рорк, что это не очередная история про убийство Шэрон Тейт? При всём уважении, их я слышал много. И читателей этим не удивишь.

Собеседник рассмеялся, выплюнув пиво на стол и закашлявшись. Он бил себя ладонью в грудь и с жутким хрипом прочищал горло. Журналист почувствовал тошноту.

— Вот уж точно, мистер репортёр… виноват… забыл ваше, кхе… имя.

— Смит.

— Виноват, мистер Смит. Вы правы: в этой истории вообще ни слова о Шэрон Тейт, ни одного сраного словечка. Я хочу рассказать о другом. О том, чем на самом деле была «Семья». Почему Мэнсон делал то, что делал. Правдивая история. Вот только поверить в неё очень сложно, но вы… постарайтесь. Я знаю, как хреново выгляжу, однако с головой у меня полный порядок. Я не псих. Хотя, когда услышите мою историю, так и подумаете.

О, так вот оно что… «Правдивых» историй секты Мэнсона репортёр тоже слышал много. Чего только не болтали! Многие фантазёры рассчитывали сорвать сотню-другую баксов за свой бред сивой кобылы. И это было актуально в 70-е, пожалуй. Но сейчас…

— Знаю, о чём вы думаете. — вдруг заявил Рорк. — Полагаете, я начну вам плести про КГБ? Или про то, что мы поклонялись Дьяволу, и Дьявол действительно дал о себе знать? Всякие сделки с демонами и подобное дерьмо, вроде жертвоприношений? Нет… нет. Ничего подобного. Правда в данном случае куда невероятнее. Она уж совсем, как говорится, упоротая.

Это уже начинало становиться интересным. Как ни крути, Чарльз Мэнсон стал настоящим культурным феноменом для Америки, и его историю давно обсосали всеми возможными способами — ни одна шлюха таких фокусов не знает. Неужели что-то свежее?

— Допустим, мистер Рорк. Но у меня сразу возникает новый вопрос: почему вы молчали об этой правдивой истории так долго? Почти полвека прошло. Раньше её можно было продать куда дороже, чем теперь. Это из-за Мэнсона?

—