Все не случайно - Вера Алентова

Теперь мне иногда приходится слышать, как пожилые актрисы сожалеют, что всю жизнь отдали карьере, не завели в свое время детей и на склоне лет остались одиноки. Возможно, потому, что я фаталистка, я ни о чем не жалею: пожалуй, если бы начала жизнь сначала, так бы ее и прожила. Мне кажется, все, что со мной происходило, было вовремя и мне на пользу. Моими поступками управлял не расчет, не умение заглянуть в будущее, а скорее движение сердца.

На шестой год нашего брака я поймала себя на том, что стала заглядывать в коляски с малышами и вообще умиляться их существованию. Мы по-прежнему жили очень неустроенно, но ничто не помешало появлению малыша. Я была готова стать мамой, и я ею стала.

Конечно, я понимала, что с ребенком на мою крошечную театральную зарплату и на стипендию Володи во ВГИКе нам не выжить. Мы стали искать, где Володе подработать, он пошел устраиваться разнорабочим в булочную, а директор магазина, очаровательная русопятая блондинка Валя, гордо носящая фамилию Рабинович, предложила Володе стать заместителем директора. Вообще, сказала она, все должно происходить по правилам: жена должна брать фамилию мужа, а человек, получающий второе высшее образование, не должен быть разнорабочим. С Валей Рабинович мы до сих пор перезваниваемся, она всегда радуется успехам нашей семьи – и она была первым человеком, кому мы показали новорожденную дочь по дороге из роддома домой. Шли пешком мимо булочной, постучали в окно Валиного кабинета и показали ей спящую мордашку Юли, приоткрыв одеяльце.

Все милые вещицы, что связала мне мама, пришлось отнести в комиссионный магазин, и на вырученные деньги мы купили приданое для новорожденной. Первые распашонки я сшила сама: по совету бывалых мам, взяла старенькое и потому мягкое трикотажное белье своего отчима. У новых, купленных, грубые швы, они будут беспокоить малыша, говорили опытные мамы. Когда Юля родилась, мои родные купили для нас маленький холодильник, да еще театр подарил коляску. Вот и все наше богатство.

Тогда не было УЗИ, не было и никаких обучающих курсов для будущих родителей. Оплачиваемый декретный отпуск молодой мамы составлял 56 дней до рождения ребенка и 56 после. Я была очень худенькая, и никаких изменений в фигуре долго не происходило. Я спокойно продолжала играть в театре и готовилась сниматься в главной роли в фильме-опере «Псковитянка». Главный режиссер театра Борис Равенских не так ревниво относился к участию актеров в телепроектах (если сравнивать с кино), а уж этот случай оказался особенным: на роль Ивана Грозного пригласили любимого актера Равенских Афанасия Кочеткова. Так что и мне отказать причин не нашлось, и театр дал разрешение на съемки в свободное от основной работы время. Все роли в фильме играли драматические актеры, а «пели» они под фонограмму, записанную прекрасными оперными певцами. Арии, разумеется, нужно было выучить, чем я вдохновенно занималась. Беспокоил меня в этот период только токсикоз: я почти ничего не могла есть и еще остро реагировала на запахи. К началу съемок все свои арии я знала назубок, а токсикоз, надеялась, утихомирится сам собой, когда я погружусь с головой в съемочный процесс.

В огромном телепавильоне выстроили декорации Пскова, с узкими улочками и дворами, заполненными реквизитом-утварью: бочками, телегами и еще множеством мелких бытовых деталей XVI века. Постоянно звучала громкая музыка, под которую актеры репетировали свои партии. В специально отгороженном для режиссера закутке на экране монитора появлялись наши поющие лица крупным планом. Нам нужно было следовать мизансцене, выстроенной режиссером, и при этом точно соответствовать манере оперного певца, чей голос будет звучать в фильме. Похожая история в современном шоу-бизнесе: всегда заметно, если исполнитель даже совсем чуть-чуть ошибается, если фонограмма убегает вперед или, наоборот, отстает. Но одно дело, когда речь о репертуаре, который исполняется много лет своим собственным голосом, другое дело – вжиться в чужое пение. Губы должны идеально совпасть со звуком, причем у всех занятых в сцене, а репетировали мы длинными музыкальными отрывками. Если кто-то из актеров чуть не совпадал с фонограммой, режиссер кричал: «Стоп!» – и сцена начиналась заново. Это было, конечно, утомительно, но увлекательно и ново.

Наконец все отрепетировано и готово к съемке. И тут возникли неожиданные для моего положения обстоятельства. Все вроде бы осталось по-прежнему, не изменились мизансцены, но телеги и кадки, пустые на репетициях, наполнили сеном и водой, а в телеги впрягли настоящих лошадей. Их привели в самую последнюю очередь, чтобы не случилось стресса от яркого света, ездящих телекамер и большого количества народа, но избежать стресса лошадям не удалось, и выразился он в том, что почти вся съемочная площадка стремительно покрылась навозом. Отметилась каждая лошадь: стрессоустойчивых в этой команде «кинозвезд» не оказалось. При моем обостренном восприятии запахов съемка в декорации, наполненной свежим навозом, превратилась в изощренную пытку – токсикоз разошелся!

Никто о моем положении не знал, и говорить о нем я не собиралась. Я понимала, что, если бы и сказала, кроме излишней суеты вокруг меня ничего бы не изменилось. Ситуация складывалась совершенно безвыходная, а если учесть мою стеснительность и святое отношение к работе, то и психологически мне было очень тяжело. К счастью, из-за появления на площадке лошадей, пауз и криков режиссера «стоп!» возникало предостаточно, и я сбегала из павильона в каждую паузу, благо дамская туалетная комната находилась рядом.

Работа над фильмом закончилась, когда я уже была мамой четырехмесячной дочери: монтажный период и дополнительная техническая работа занимают много времени. Настал час, когда всех участников съемок пригласили на предпремьерный показ в небольшой, уютный просмотровый зал телецентра на Шаболовке. Все пришли принаряженные и взволнованные. Потушили свет, загорелся экран, и при первых же мощных звуках музыки великого Римского-Корсакова… я пулей вылетела из зала в судорожных поисках дамской комнаты. Где-то я читала, что женский организм после токсикоза может навсегда сохранить отвращение к однажды возникшим раздражителям. Это могут быть и продукты, и запахи духов… Но выяснилось, что явление распространяется и на пищу духовную.

Однако это все случилось позже… А пока я только-только поняла, что нахожусь в интересном положении, и купила книжку для беременных с рисунками, наглядно объясняющими, как развивается плод от месяца к месяцу. Я внимательно рассматривала картинки и пыталась соотнести их с тем, что находится у меня в животе. К врачам я не ходила, так как меня ничего не беспокоило. Токсикоз через три месяца утихомирился, живот, правда, не рос, но меня не волновало и это: я знала, что мама играла спектакль за десять дней до моего рождения, и живота у нее тоже не было. Впрочем, мама все-таки посоветовала сходить к врачу, я послушалась, сходила, все разузнала: время рождения ребенка определили на конец июня.

Живот выкатил вдруг – и неожиданно сразу большой, как раз когда я ушла в декрет в конце мая. Никаких магазинов для беременных у нас в то время не существовало, и мама срочно выслала мне три своих платья 50-го размера, потому что выйти на улицу было буквально не в чем.

Неожиданный звонок из театра от нашей заведующей труппой с нижайшей просьбой сыграть Аленушку в ближайшем спектакле «Аленький цветочек» застал меня врасплох. Отмена спектакля в те времена грозила театру неприятностями и лишением премий, отменяли спектакли только в самом крайнем случае.