Подземный мир и живая вода - Алексей Вячеславович Зубков

— Кем ты себя возомнил!

Пан-черт схватился за саблю.

Анджей выстрелил ему в лицо освященными серебряными пулями из двуствольного рейтарского пистолета.

— Это ты кем себя возомнил! — сказал Анджей воющему черту, на котором сразу же проявилось рыло и рога, — Надел жупан, думаешь, пан? Нечисть в шкуре шляхтича никакой не шляхтич.

— Я тебе еще покажу-у-у, — завыл черт, которому, похоже, и правда было больно.

— Покажет он, пся крев, — усмехнулся Анджей и посмотрел на Ласку.

Ласка уже взял со стола кувшин. Покрутил его и плеснул в пана Чорторыльского святой водой. От святой воды пан и вовсе превратился в черта с копытами и хвостом.

— Exortiamus te, kurwa!

Анджей вытащил сзади из-за пояса плеть, на которую по совету Ласки навязал серебряных монеток, и погнал черта куда глаза глядят. Глаза у нечистого после пуль и святой воды глядели плохо. Люциус побился рогами об стены, уронил на себя несколько мечей и плюхнулся в камин.

Сундук спокойно ждал, пока пан покинет помещение. Не его же серебром стегали. Ласка подошел к сундуку, вытащил из рукава скрученный в жгут шелковый пояс, присел и обвязал заднюю ножку.

— Это мне зачем? — спросил сундук.

— Оберег тебе. На счастье, — ответил Ласка.

— Не врешь?

— Вот те крест.

Черт сообразил, что дверь от камина слева, и убежал, оставив после себя черный след на полу. Сундук поспешил за ним.

— Что пан думает делать дальше? — спросил Ласка, когда Анджей вернулся за стол.

— Казну панскую и бумаги по мелким делам Кшиштоф мне передал, а важные бумаги у Люциуса в сундуке остались. Судиться с ним мне не по зубам. Нутром чую, законников позовет. И в сундуке у него найдется сокровищ, чтобы с кем угодно против меня сговориться. Землю я на монастырь перепишу. Пускай черт с попами сутяжничает, эти своего не упустят. Движимое имущество в Полоцке и в Минске распродам, а панская казна, лошади и арсенал мне самому пригодятся.

— Для чего? На службу пойдешь?

— Какую мне, душегубу, службу? Соберу ватагу висельников, выйдем на большую дорогу, да позажигаем напоследок. Душа продана, мимо ада не пролечу. Пусть за мной, как за паном Кшиштофом, сам король гоняется. Пусть мою голову в Кракове на площади рубят. Глядишь, и в аду веселее буду сидеть. Как легендарный грешник, который и самого черта ограбил. Как тебе?

Ласка вздохнул. Вроде и не его дело, будет ли порядок на литовских дорогах. Вроде и не его дело спасать душу разбойнику. По уму, так взять бы саблю, да снести голову Анджею прямо сейчас, не дожидаясь королевского палача. Как батюшка дома говорил, за каждого разбойника добру молодцу один грех спишется.

С другой стороны, сев за стол и преломив хлеб, голову рубить? Может, оно и по уму, но как-то не по совести.

— Ты душу выкупить не хочешь? — спросил Ласка.

— Это как? К Люциусу на поклон идти, будь он неладен?

— При тебе ведь черти говорили, что души не им самим в кошель складываются, а договор заключается при их посредничестве с самим дьяволом?

— Допустим. Дьявол меня тем более не примет. Что я могу ему предложить? Другие души? Да пошел он!

— Не только души, — Ласку озарило интересной идеей, — В Подземье чертям хода нет, а диковины оттуда им бывают нужны. Пану Твардовскому из Кракова служит черт, а волшебное зеркало у пана из Подземья. Почему бы тому же Шарому или другому черту не рассчитаться твоим договором на душу за какую-нибудь колдовскую диковину? Разбойничьих душ, знаешь, в Аду полно, а диковины из Подземья — штучные.

— Снова черту за душу служить? Обманет же лукавый.

— Пойди к Нидерклаузицу. Он не обманет. У них есть счетная книга, в которой записаны обязательства дворян Подземья друг перед другом и перед прочими сущностями. И немцы эти обязательства умеют по кругу списывать. У Нидерклаузица на носу война за корону для Ядвиги, он как раз много верных людей потерял, а за тебя пан Кшиштоф слово замолвит. Хотел ватагу набрать кого не жалко, так набери для немца.

— Ик! Анджей даже немного протрезвел, — Где они? Догнать успею?

— Вчера утром выехали на Минск из Глубокого. Везут раненого, поедут медленно. Верхом одвуконь до Минска догонишь.

Утром Анджей сорвался за немцами. А к вечеру следующего дня вернулся Вольф. Оборотень увел стаю обратно к замку под Браславом и там присвоил все лавры за победу над местной нечистью и нечистью Подземья. Пришлось малость погрызться, но отбился и набрал большой авторитет среди остзейских вервольфов, Благодаря сердцам ведьм или сердцу принца Ахупора, он в обращенном виде стал сильнее, чем привык быть. Но исключительно в обращенном виде. В человеческой ипостаси так и выглядел лет на сорок, и старая одежда нигде не жала.

30. Глава. Дом, где тебя всегда ждут

— Поворотись-ка сын! Экий ты неловкий! Что это на тебе за мужицкий тулуп!

— Ну тебя, старый, — вступилась мама, — Смотри как вымахал-то на немецких харчах! Завидный жених! Невесту случаем не привез?

— Поистерлась моя епанча, да и невесту не привез, — смутился Ласка, — Но за чем ехал, я привез. Вы, поди, думали, не пора ли за упокой свечи ставить?

— Нет! — с улыбкой сказал Устин, — Летом письмо пришло от Федора Нижнего из неметчины.

— От кого?

— От Фредерика фон Нидерклаузица. Он, хитрая голова, как услышал, что я тут жив-здоров, написал императорскому посланнику в Москву. Тот кинул клич по московским немцам, и Отто Бауэр сказал, что Устина Умного хорошо знает. Посланник Отте письмо передал, а тот уже мне.

— Ох и ругался старый, — сказала мама, — Говорил, дескать,