На парусниках «Надежда» и «Нева» в Японию. Первое кругосветное плаванье российского флота - Иван Крузенштерн

Магометанские в Кантоне купцы, хотя и такие же там иностранцы, как и европейцы, однако имеют позволение приходить в самый город. Один из них, весьма умный человек, говоривший не худо по-английски, рассказывал мне (что подтвердили после и многие другие) о двух россиянах, пребывающих в Кантоне не по своей воле. Они находятся там уже 25 лет и, вероятно, останутся до конца жизни. Магометанин звал их обоих очень хорошо и говорил, что один из них красивый, высокого роста человек, имевший, по-видимому, отличное воспитание. Когда он спросил сего однажды, каким жребием захвачен он в Кантон, тогда ответ его состоял в пролитии обильных слез. И сие доказывает, что он не из простого состояния. Они оба не содержатся в темнице и имеют позволение прохаживаться свободно в так называемом Татарском городе, но только не смеют преступить назначенных пределов.

Одного принудил наместник за четыре года назад даже жениться. Магометанин известил их о нашей к ним близости, но я почитал слишком отважным делом, чтобы с ними увидеться или постараться об освобождении их из неволи, хотя и помышлял о том часто с чувствованием великого любопытства и сожаления.

Познакомившийся со мною довольно сей магометанин сообщил мне также любопытные известия об одном странном и в своем роде достопримечательном человеке, который во время бытности нашей в Кантоне являлся ежедневно на улицах для оказания перед народом дел, приписуемых святости. Он был по происхождению своему индостанец, уроженец города Дели, принадлежавший к разряду людей, которых называют индийцы факирами. Сии странствуют там повсюду и обращают на себя своею набожностью и презрением всех благ земных внимание и удивление народа, признающего их святыми. В продолжение десяти последних лет странствовал сей факир по восточной части Азии, Пегу, Сиаму, Кохин-Китаю и Тонкину, из коего прибыл в сентябре прошедшего года в Макао, где, не хотев отвечать ни на один даже вопрос, был связан и посажен в темницу. По перенесении с величайшим равнодушием всех причиненных ему чрез пять дней огорчений получил он свободу и отправился в Кантон.

Я видел его, или ходящего медленными шагами по улицам, или стоящего у угла какого-либо дома, окруженного толпою зрителей и шалунами мальчишками, которые беспрестанно над ним издевались, толкали, царапали, щипали и бросали в него апельсинными корками, на что он не только не изъявлял никакой досады, но еще и оделял их плодами и деньгами. Живущие в Кантоне магометане признают его святым действительно, чтут с благоговением и помогают ему деньгами. Знакомый мне магометанин говорил (хотя, впрочем, едва ли тому верить можно), что сей факир имеет довольные сведения, говорит хорошо по-персидски и по-арабски и разумеет преимущественно так называемый придворный язык дельский. Он посещает только одних магометан, здесь живущих. Если кто просит его садиться, то он вдруг удаляется и никогда уже опять не приходит.

За шесть лет назад питался он одними листьями и кореньями. Ныне же ест все, но с величайшей умеренностью. Образ мыслей его состоит в том, чтобы обузданием страстей своих сделать себя ни от кого не зависимым. Потерять терпение, объявил он, и казаться недовольным было бы величайшее для него несчастие. Он не только не избегал случаев, но искал даже оных к испытанию своего терпения и переносил все причиняемые ему оскорбления с твердостью стоика. Остановившись на одном месте, представлял он совершенного истукана, не шевеля никаким членом своего тела и не изменяя нимало вида в лице, сколько бы его ни раздражали. Он обращал только взор свой книзу тогда, когда смотрел кто ему в глаза пристально. Холод и жар переносил так, что нельзя было не удивляться.

В месяцах декабре и январе бывает в Кантоне очень холодно, ртуть в термометре опускается нередко ниже точки замерзания[179], но он ходил по улицам нагой, без всякого прикрытия. Строение тела его было статное, рост более среднего, глаза острые, черты лица правильные, цвет тела темный, какой обыкновенен северным индостанцам, волосы весьма курчавые. Он ходил совершенно голый; вся одежда его состояла только из куска толстого серого холста, прикрывающего лядвия его до колен. По словам знакомого магометанина, он старается, сколько возможно, избегать, чтобы не обращать на себя особенного внимания людей и для того не остается долго на одном месте, а переходит из одного в другое попеременно. Однако ежедневное его показывание себя на улицах служит явным доказательством, что факир сей, равно как и все вообще сего состояния люди, главным имеют предметом возбуждать к себе внимание других.

Знакомый магометанин по сообщении мне известий о сем странном человеке удивил меня немало, предложив, чтобы я взял его с собою в Россию. Путевые издержки хотел он заплатить мне совокупно со своими живущими в Кантоне единоверцами и казался быть предуверенным, что факир будет представлять в России роль немаловажную. Я отказал ему в том и причинил тем факиру немалое оскорбление.

Состояние европейской торговли в Китае подверглось в продолжении последних 20 лет великим переменам. До революционной французской войны, кроме России и Германии, имели все европейские державы участие в знатных выгодах оной, но при всем том англичане по принятии в 1784 г. новых мер[180] вывозили из Кантона китайских товаров более, нежели все прочие европейцы совокупно. Сделавшиеся тогда недавно независимыми американцы начали участвовать также в сей торговле[181] и усилились в оной столько, сколько другие нации, кроме Англии, ослабели. Их соперничество не может, однако ж, угрожать подрывом английской торговле, как то прежде думали, потому что вывозимые англичанами из Кантона китайские товары все расходятся или в самой Англии, где, известно, употребляется чрезвычайное количество чая, или в пространных их Ост– и Вест-Индских колониях в Америке и Новой Голландии.