Дом, который построил Джек - Роберт Линн Асприн

Неминуемая катастрофа произошла, когда Скитер почти поравнялся с телегой. Вереница тяжело нагруженных повозок, громыхавших посередине улицы, не смогла свернуть достаточно быстро. Кучер передней делал все, что в его силах. Однако все, что ему удалось — это развернуть свою упряжку поперек дороги, поставив ее прямо на пути несущейся во весь опор телеги.

Запряженная в телегу Кедермена лошадь с разбегу врезалась в оглоблю перегородившей дорогу повозки. С треском полетели щепки. Ржали лошади. Тяжелый фургон завалился набок. Его кучер и груда ящиков в шесть футов высотой полетели под колеса и копыта следующей повозки. Холодный утренний воздух прорезал отчаянный человеческий вскрик. Лошади продолжали ржать, молотя копытами по воздуху и дереву.

Пустая телега Кедермена взлетела в воздух и рухнула сверху прямо на перевернутый фургон. Удар был так силен, что от него разлетелись ящики, которыми фургон был загружен. Сотни башмаков, женских платьев, стальных турнюров, мужских брюк и теплых шерстяных плащей посыпались в грязь. Сид Кедермен, вылетевший из телеги еще в верхней точке ее траектории, приземлился в груду мгновенно промокшей одежды с противоположной стороны разбитого фургона. Возможно, только это и спасло ему жизнь, смягчив удар.

Тем временем несущаяся галопом лошадь Скитера, оказавшись перед непреодолимым завалом, попыталась перепрыгнуть перевернутый фургон. Ее прыжок сделал бы честь породистому стиплеру; зацепив задними копытами за верхние доски препятствия, она каким-то образом ухитрилась не перевернуться в воздухе и приземлилась на передние ноги. И вот тут-то копыта ее поскользнулись на мокрых камнях мостовой. Взвизгнув от боли, несчастная скотина рухнула на колени, а Скитера сила инерции сорвала с конской спины и швырнула вперед. Только его навыки наездника — отточенные на полудиких монгольских лошаденках — помогли ему удержаться на шее животного, не полетев лицом на камни. Несчастная кляча снова заржала от боли и испуга, но кое-как поднялась на ноги; кровь текла из ее разодранных коленок. Скитер, тоже наполовину оглушенный ударом, соскользнул с ее шеи и спрыгнул на мокрую мостовую.

Нищая ребятня, взволнованно визжащие женщины и прочая уличная шантрапа набросились на обломки стаей голодной саранчи, хватая все, что подвернется под руку.

Кто набивал награбленным добром карманы, кто — целые мешки, а некоторые просто накидывали свои трофеи поверх собственной одежды. Отталкивая друг друга, они вскрывали оставшиеся целыми ящики, а кое-кто ухитрялся тащить их прочь целиком, не проверяя, что находится внутри.

Сильно искалеченная лошадь Кедермена отчаянно билась, пытаясь перебраться через опрокинутых ударом и запутавшихся в упряжи лошадей фургона. Все трое молотили копытами и пронзительно ржали, пытаясь встать. Человек в окровавленном мясницком переднике резал запутавшуюся сбрую широким ножом, высвобождая их. По обе стороны от завала выстроились вереницы экипажей. Какая-то милосердная душа пристрелила смертельно раненную лошадь Кедермена, оборвав невыносимо мучительное ржание. Скитер, хромая — металлические детали упряжи порвали-таки ему штаны и сильно оцарапали бедро, — побежал обратно к завалу в поисках Сида.

Кедермен с окровавленными лицом и руками уже поднялся на ноги. Плащ его был порван и изгваздан уличной грязью и навозом. Наемный убийца пошатнулся, явно оглушенный падением, растолкал толпу мародеров и выбрался на тротуар. Судя по хромающей походке, он сильно разбил себе колено. Тем не менее он перешел на бег, то и дело оглядываясь в поисках Скитера. Впрочем, с разбитым коленом шансов уйти далеко или хотя бы оторваться от погони было у него значительно меньше.

Бросив свою, также раненную, лошадь, Скитер выбрался из копошащегося на месте столкновения человеческого муравейника. Разгоняя возмущенных пешеходов, на тротуаре показался медленно объезжающий завал кеб. Он остановился, не доезжая шести футов до хромающей Скитеровой клячи, которую как раз уводила под уздцы чрезвычайно гордая своей добычей девица лет пятнадцати. Из кеба вывалились Марго, Даг Тэнглвуд и Ноа Армстро, причем детектив перед тем, как спрыгнуть на мостовую, сунул кебмену несколько мятых банкнот и только после этого присоединился к погоне.

— Он двинулся вон туда, — ткнул пальцем Скитер, когда они продрались наконец сквозь толпу зевак и мародеров. — Он ранен и хромает, но двигаться еще в состоянии.

Убийца из Верхнего Времени доковылял до трехэтажного здания постройки восемнадцатого века. Некогда дом был, вероятно, даже красив, пока серый камень и желтый кирпич фасада не покрылся слоем копоти. Кедермен отчаянно вглядывался в закопченные снаружи и изнутри окна, явно пытаясь определить, стоит ему искать убежища внутри или двигаться дальше по улице. Чуть дальше в стене виднелась большая дверь, над которой красовался странный металлический предмет: то ли половина колесного обода, то ли срез большого колокола.

Тут Кедермен увидел преследователей и, отбросив сомнения, захромал мимо входа, за угол, где несколько длинных, низких, выкрашенных в серый цвет зданий примыкали к основному корпусу. Скитер и его спутники как раз сворачивали за угол, когда Кедермен обнаружил распахнутые ворота, ведущие в одно из этих зданий — трехэтажный корпус фабричного назначения, если судить по шуму и жирному дыму, поднимавшемуся из целого леса труб на крыше. В воротах стоял запряженный парой тяжеловозов фургон, в который вспотевшие от усилия и жары работяги грузили какие-то тяжелые ящики. Кедермен проскользнул мимо них и скрылся в полумраке здания.

Несмотря на собственную хромоту, Скитер оказался у ворот почти сразу же. По дороге взгляд его скользнул по аккуратной белой надписи на стене: «УАЙТЧЕПЛСКАЯ КОЛОКОЛЬНАЯ МАНУФАКТУРА, ОСНОВАНА В 1420 ГОДУ, ИЗГОТОВИТЕЛЬ БИГ-БЕНА, ВЕСТМИНСТЕРСКИХ КОЛОКОЛОВ, АМЕРИКАНСКОГО КОЛОКОЛА СВОБОДЫ…» Читать дальше у Скитера не было времени, и он нырнул в ворота.

В лицо ему ударили жар, запах расплавленного металла и угольной гари, невообразимый грохот. Прошла секунда, прежде чем органы чувств его привыкли к новым нагрузкам, а глаза — к царившему здесь полумраку. Длинные ряды высоких окон почти не пропускали внутрь дневной свет. Огромное, полное грохота и лязга помещение высотой в добрых три этажа оставалось погруженным в почти полный мрак.

Люди с трудом перекрикивали грохот исполинских машин, тяжелых цепных транспортеров, свист кожаных приводов и звон только что отлитых колоколов, которые проверяли на чистоту звука. Расплавленная бронза — а где-то, возможно, чугун, серебро или медь — светилась тусклым багровым светом в огромных, пышущих жаром подобно жерлу вулкана плавильных чанах. Тяжелые ковши с расплавом покачивались на цепях на высоте восьми футов от пола литейного цеха, перенося свое раскаленное, смертельно опасное содержимое от печей к бесконечным рядам литейных форм, среди которых попадались гиганты шести или даже семи футов в высоту. Заполненные отливками формы перетаскивали остывать в сторону, и их нагромождения занимали большую часть цеха, оставляя только узкие проходы.

Литейщики, вооруженные длинными стальными баграми с крюком на конце, наклоняли ковши, разливая их переливающееся зловещим красно-золотым свечением содержимое по формам; при этом расплавленный металл каждый раз разбрызгивал по сторонам целый фонтан светящихся искр. Судя по всему, плохо защищали даже тяжелые робы, поскольку литейщики старались держаться от них подальше. Другие рабочие с помощью тяжелых железных щипцов оттаскивали в сторону готовые отливки, освобождая место для новых форм под двутавровыми балками, по которым перемещались ковши. Над плавильными печами громоздились стальной паутиной подвешенные к конструкциям перекрытия мостки для обслуживания. Громыхающие ленты транспортеров подавали наверх металлические слитки, которые мокрые от пота взрослые и подростки сбрасывали в жерла печей, тогда как внизу полуголые кочегары швыряли лопатами уголь в топки, поддерживая в печах необходимую для плавления бронзы температуру.