Имперские истории - Денис Юрин

Мансоро так и не удержался от соблазна изречь напоследок гадость. Обескураженная Лиор открыла было рот, чтобы ответить, но было уже поздно, за Фламером и двумя эльфами громко хлопнула дверь. Она осталась один на один с широко улыбающимся рыжеволосым полуэльфом.

Время в утренний час текло медленно, слишком медленно, чтобы надеяться, что ленивое солнце юга доползет когда-нибудь до зенита. Погода на побережье вообще была своеобразной и не располагала к активным действиям, по крайней мере приезжим было очень трудно привыкнуть к резким перепадам температур: ночью – пробирающий до самых костей холод и стылый ветер; днем – неимоверная жара, от которой вскипает мозг и мгновенно становится багровой кожа. За несколько лет, проведенных на севере, Артур успел отвыкнуть от коварства южного солнца, поэтому теперь и страдал, тщетно пытаясь унять боль обгоревшей кожи на голове при помощи всевозможных народных средств, в том числе и излюбленного деликатеса котов, сметаны. Волдырей на голове пирату удалось избежать, но от боли так просто было не избавиться, ее ему придется терпеть на протяжении двух-трех дней.

Артур сидел перед зеркалом в гостиничном номере и внимательно изучал свое отражение. Маска неровного загара: местами буро-багрового, местами едва розовенького, а кое-где уже сочно коричневого цвета, была не единственным объектом утреннего осмотра. Артур смотрел на себя в зеркале и недовольно хмурил лоб, хоть это и давалось через несусветную боль. Ему была непривычна здешняя погода, не нравилась компания, в которой приходилось путешествовать, в особенности самоуверенный граф и тихоня Нивел, да и от своего лица пират был явно не в восторге. Раны, полученные при защите замка Гифор, превратились в едва заметные рубцы, а ведь прошло всего лишь пять дней, слишком короткий срок для полного исцеления. Он должен был еще ходить с повязкой, а щеголял с непокрытой головой. Вчера, ближе к вечеру, его спутник-гном прекратил жаловаться на раненый бок, к Флейте (вернулся аппетит, а друг Совера, граф Гилион, уже поднялся с постели, чуть ли не ставшей для него смертным одром, и начал делать первые шаги. Что-то было не так; непостижимая разумом сила сопутствовала их безумному начинанию, но это была не удача, а что?

Пират сидел перед зеркалом, смотрел сам себе в глаза и пытался узреть будущее, понять, куда еще заведет их ухабистая колея приключения. Статный стареющий мужчина с обгоревшей головой из волшебного Зазеркалья не начал говорить и даже не подмигнул, но что-то в его облике и взгляде предвещало беду, нелегкое испытание и предстоящие муки, иными словами, полный набор странствующего авантюриста, за исключением чудесного приза в конце.

Они добрались до Гарвата достаточно быстро, но кареты баронессы уже не застали. Местные жители за пару сонитов припомнили, что в городе появлялся какой-то экипаж и что он несколько часов назад снова выехал за городские ворота, но уже в сопровождении троих всадников. У баронессы появились новые сообщники, и это значительно усложняло дело. Путники к тому времени уже изрядно устали, и в случае стычки с охраной имперской агентки им было бы весьма трудно оказаться на должной высоте.

Полдня две кареты мчались почти на предельной скорости. Увлекшись погоней, граф Карвол чуть не загнал лошадей, но уже на границе с Вакьяной им почти удалось догнать экипаж. Почти, потому что преследуемые разрушили за собой мост через реку. А потом, когда им впятером все-таки удалось починить переправу, о погоне можно было уже забыть. От границы в Нисс вело несколько дорог, на той, которую избрали они, экипажа баронессы не было.

В процветающем портовом городе их встретили не только чудесные пейзажи, завораживающий взгляд вид необъятной глади моря и покачивающихся на рейде величественных кораблей, вокруг которых сновали рыбацкие суда с торговыми шхунами; не только неповторимый колорит пестрой, шумной и даже в чем-то безумной приморской жизни, но и весьма теплый прием во дворце герцога-управителя. Когда едущая впереди карета завернула в богатый квартал города, Артур с Пархавиэлем удивленно переглянулись. Они подумали, что Совер легкомысленно позабыл, что путешествует инкогнито, и были искренне убеждены, что через несколько шагов, осознав свою ошибку, благородный возница поспешно завернет лошадей. Однако этого не произошло, Совер как ни в чем не бывало ехал вперед, притом направляя лошадей не куда-нибудь, а к дворцу герцога.

У ворот возникла небольшая заминка. Разморенным жарким солнцем стражникам не хотелось уходить с поста за офицером, которому одетый вызывающе просто Совер собирался показать проездные документы. Препирательство служивого люда, как и ожидалось, закончилось зуботычинами, ради щедрой раздачи которых Соверу все же пришлось покинуть козлы. Увидев избиение своих подчиненных, дежурный офицер прибежал сам, великодушно соизволив сэкономить переодетому графу время.

Их пропустили, граф вошел во дворец, оставив спутников во дворе изнывать под лучами палящего солнца. Полчаса ожиданий протянулись, как вечность, но затем юг открыл перед ними свои гостеприимные объятия: лучшая гостиница города, лучшая еда и выпивка, лебезящая прислуга, личная охрана и прекрасный экипаж вместо пришедших в негодность развалюх, и многие другие удобства, притом совершенно бесплатно. Нельзя было не признать, что герцога Лоранто и его высокородных вассалов в Вакьяне очень-очень любили.

Во второй половине дня компания путешественников разбежалась. Совер остался во дворце, предварительно оповестив, что они начнут поиски с завтрашнего утра. В апартаментах, предоставленных графу Гилиону, постоянно находилось не менее трех лекарей и десятка их суетливых слуг. Пархавиэль отправился в порт разыскивать своего друга-гнома. Флейта силой потащила хворого Нивела на берег, уверяя, что свежий морской ветер, жгучее солнце и нагретый песок помогут подростку лучше зануд-докторов.

Артур остался один и ни вечером, ни ночью не выходил из гостиницы. Усталость с дороги и обгоревшая кожа на лысой макушке были не единственными причинами его непонятного остальным затворничества. Зингершульцо звал его с собой, но Артур деликатно отказался. Вдруг оживившая, резко подобревшая и переставшая быть озлобленной злюкой Флейта настойчиво тянула пирата за рукав, но он все же остался в номере.

Артур боялся; боялся потревожить призраков прошлого, витавших между стен постаревших домов и изменившихся порою до неузнаваемости улиц; боялся, что когда он вступит ногою на знакомую мостовую и пройдется по местам, где прошла его бурная молодость, разрушится любимый мир, чудесная сказка о прошлом умрет, безжалостный мозг сотрет из памяти дорогие сердцу образы и заменит их сегодняшними, ничего не значившими для него картинками. А он не хотел, не хотел забывать былые дни и лица прежних друзей, с которыми когда-то давно плавал под единственным в мире вольным черным флагом.

Противная муха, уже минут пять надоедавшая Лиор своим жужжанием, не завершила очередной круг над грязной миской и замерла в полете, оставшись, как ни странно, висеть в воздухе, а не свалившись вниз, в лужицу остывшего жира. Пламя свечи вдруг перестало мерцать, шум волн, разбивающихся о скалистый берег, внезапно превратился в монотонный гул, нескончаемо затянувшийся на одной ноте. Мир остановился, время перестало идти, и только Карина не погрузилась в эту странную коллективную спячку.