Русская Америка: Открыть и продать! - Сергей Кремлев

Это племянник — будущий император — так оценивает своего дядю после пребывания последнего на посту генерал-адмирала в течение формально сорока восьми, а фактически — двадцати четырех лет!

И оценка эта — убийственна.

Но нет же! Находятся любители не видеть очевидного. И в военно-историческом справочнике «Российский императорский флот», изданном к 300-летию русского флота в 1993 году, о великом князе Константине нео-«верноподданно» сообщается: «Талантливый государственный деятель, видный реформатор, неординарная личность, глубоко вникавший в задачи правительственной политики, таким остался в отечественной истории Константин Николаевич».

Н-да…

Этот «талантливый реформатор», родившись в 1827 году, был назначен генерал-адмиралом в возрасте… четырех лет (что само по себе было профанацией), первый офицерский чин мичмана получил ко дню рождения в семь лет, а к совершеннолетию, в 1847 году, «дослужился» до контр-адмирала.

Воспитателем его был знаменитый адмирал Федор Петрович Литке, математику и физику преподавал академик Ленц, военные науки — четыре полковника, генерал-майор и контр-адмирал. Однако натура у августейшего их ученика была типично великокняжеская, то есть поверхностная… За восемь лет до крымского позора самодержавия он в 19 лет представил записку «Предположение атаки Царь-града с моря», где лихо брал Константинополь на бумаге силами Черноморского флота (что было возможно в реальности со стороны суши) и не менее лихо отражал — на бумаге же — «всякие попытки флотов Англии и Франции выбить нас из Константинополя»… А на деле флот отца «генерал-адмирал» не смог защитить от англо-французов даже Севастополь.

Получив после смерти Николая Первого возможность играть в «солдатики и матросики» вместе с братом-императором уже без ограничений, Константин 24 июня 1857 года написал князю А.И. Барятинскому: «Необходимо изыскать новые и притом колоссальные источники народного богатства, дабы Россия сравнялась в этом отношении с другими государствами…»

Но никаких источников для поправки государственных дел, кроме новых внешних долгов у Ротшильдов, продажи национальной территории янки и передачи казенных уральских горных заводов в частные руки, всероссийские «баре» Романовы не видели…

Не видел Константин ни потенциального богатства России, ни талантливости русского человека даже в образованной его части и писал тому же Барятинскому: «Мы и слабее и беднее первостепенных держав… притом беднее не только материальными способами, но и силами умственными, особенно в деле администрации».

Эх!

Для того чтобы понять, что представляет из себя человек, необязательно узнавать — кто его друг. Можно ведь и спросить: а кто его враг?

Так вот, для более полной характеристики Константина Романова-старшего (был еще и его сын Константин, поэт «К.Р.»), я расскажу о его личном враге Николае Михайловиче Баранове…

То, что Баранов был именно личным врагом великого князя, сообщает генерал Епанчин со слов сына «генерал-адмирала», того самого — поэта.

А вот что сообщу читателю дополнительно я…

БАРАНОВ поступил во флот восемнадцати лет — в 1854 году. В Русско-турецкую войну он командовал пароходом «Веста» и 11 июля 1877 года у берегов Румелии выдержал пятичасовое преследование турецкого броненосца «Фехти-Буленд», ведя все это время артиллерийский бой и потеряв 2 офицеров и 9 матросов убитыми и 5 офицеров и 15 матросов ранеными (для морского боя это много).

Помощником Баранова на «Весте» был, между прочим, молодой Зиновий Рожественский — будущий командующий 2-й Тихоокеанской эскадрой, закончившей свой долгий путь из Кронштадта на дне Цусимского пролива.

Лихо воевал Баранов и потом, взял в приз турецкий пароход «Мерсина» с десантом в 800 человек… Однако уже тогда у него были недоброжелатели, и пошел слух о «мнимом сражении» с «Фехти-Буленд». Баранов, как человек прямой, сам потребовал следствия и суда над собой. Одновременно возник конфликт и с выплатой компенсаций за подъем некоего судна.

Константину такие офицеры на флоте не требовались. И, воспользовавшись удобным поводом, с Барановым просто расправились.

Еще 2 (14) сентября 1879 года цесаревич Александр (будущий Александр Третий) писал своему бывшему наставнику Константину Петровичу Победоносцеву из Бернсторфа: «We могу высказать, как меня огорчает история с Н.М. Барановым. Не знаю, что бы я сделал на его месте, но правда, жизнь его становилась невозможной. И я понимаю, что можно довести всякого человека до отчаяния, если поступают с ним, как поступают с Н.М. Барановым в настоящую пору».

А 15 января русского стиля 1880 года Александр сообщал тому же адресату: «Вчера решена была судьба Баранова. Государь смягчил наказание увольнением от службы вместо представленного приговора: исключения из службы… Государю было весьма тяжко решиться уволить Баранова. Константин Николаевич — тот недоволен даже тем, что государь смягчил наказание».

Затеяв историю с обвинением, Константин не мог ее не довести до конца, а царь не мог поставить на всей этой истории крест. Иначе, как писал тот же цесаревич, «суд превратился бы в какую-то комедию».

Баранова вынудили уйти в отставку, после чего он пошел по административной линии — исполнял должность ковенского губернатора, в 1881 году был столичным градоначальником, а потом — архангельским и нижегородским губернатором.

В Петербурге во время своего градоначальства он учредил совет выборных от горожан (барановские враги зло прозвали его «бараний парламент»). Один из современников эпохи дал такую картину этого начинания: «Баранов устраивал собрания домовладельцев и квартирантов, давал им на обсуждение различные вопросы, которые вообще едва ли полицейская власть могла давать на их обсуждение. Во всяком случае, такой способ ведения дел для России был непривычен, в особенности в те времена».

Баранов стал одним из инициаторов создания «Доброфлота» — морского судоходного общества, учрежденного на добровольные пожертвования с целью развития русского торгового мореплавания и создания резерва военно-морского флота (на этой почве он и сошелся с Победоносцевым).

Характерно его поведение в Нижнем Новгороде во время очередной холерной эпидемии: когда холерные бараки оказались забиты больными, он тут же отвел под холерный госпиталь свой губернаторский дом и настоял на том, чтобы газеты печатали точные сведения о ходе эпидемии, в то время как в других городах все скрывалось.

Скончался он в 1901 году в чине генерал-лейтенанта, и в память его один из черноморских эсминцев носил имя «Капитан-лейтенант Баранов».

За свою жизнь Баранов, как я понимаю, немало насолил всякой сволочи, и поэтому небылиц о нем эта сволочь наплодила тоже немало… И тут в мой рассказ впервые входит Сергей Юльевич Витте, который в своих крайне тенденциозных «Воспоминаниях» не обошел вниманием и Баранова…

Витте, как фигура по сути своей нечистоплотная, к Николаю Михайловичу относился именно так, как человек типа Витте может и должен относиться к человеку типа Баранова, то есть неприязненно. И как раз поэтому положительным свидетельствам Витте можно верить.