Одинокие боги - Луис Ламур

В ночь, в пустыню, назад к длинным дням, когда солнце высушивает все силы, назад к молчанию и одиночеству...

Знаю, они будут преследовать меня до тех пор, пока в состоянии тащиться по моим следам.

Остановившись, я весь превратился в слух. Где-то далеко был слышен удалявшийся топот копыт, потом опять наступила тишина: очевидно, и мои враги слушали. Если они найдут меня, моя жизнь оборвется в считанные минуты после встречи с ними, а я не хотел умирать... Ведь в Лос-Анджелесе жила Мегги.

Осторожно ступая по плоским камням, бросив где-то по дороге свое ружье, я старался не задеть ни одного лишнего камешка, чтобы не насторожить моих врагов.

Но ведь все равно они уже знали, что моя лошадь мертва. Ружья, которым я мог поразить их на расстоянии, у меня уже не было. К тому же они наверняка понимали, что я далеко не в лучшей форме, и с наступлением дня им будет легко меня обнаружить, чтобы наконец разделаться со своим злейшим врагом, уже ничего не опасаясь.

Я остановился возле большого камня, присел на него. Бандитам некуда торопиться и ломать на камнях ноги: они наверняка будут ждать до рассвета. А я должен еще подумать... Они могли знать о моих друзьях индейцах, могли расставить посты по краю пустыни, где я должен был появиться. Я полагал, что дон Федерико, возможно, через Чато связан с кем-нибудь из главарей банды и нанял людей, которые уже принимают участие в охоте за мной. Вне всякого сомнения, они будут двигаться широкой цепью, как и в прошлый раз: кто первый заметит, подаст знак остальным, тем, кто ближе. Когда они окружат меня...

Противостоять им при моем теперешнем состоянии я не мог. Оставалось одно: попытаться надежно спрятаться.

Но где? Как?

Поднявшись, я пошел снова. Медленно продвигался вперед, пока не наткнулся на пересохший водоем. С трудом поднимая ноги, тем не менее я все время был озабочен тем, чтобы не оставлять на песке четких отпечатков своих ног. На востоке высились горы, об особенностях которых я ничего не мог припомнить, хотя немалое время провел среди индейцев и мы часто говорили о пустыне и конечно же об этих горах тоже. Горы неприступно высились и на севере, но мне нужно двигаться на юг, ближе к Сан-Джакинто.

Медленно, но упорно продолжал я свой путь. Мускулы мои стали как деревянные, в голове постоянно стоял шум, а перед глазами — туман. Я брел, делая шаг за шагом, очевидно, напоминая со стороны или лунатика, или наглотавшегося наркотиков, то и дело спотыкался, дважды упал. Наконец окончательно выбившись из сил и чувствуя, что дальше идти не в силах, я упал на землю возле древних деревьев джошуа. Перевернувшись на спину, стал разглядывать звезды. Это был почти конец, почти финиш. Я не мог идти дальше.

Мой взгляд был обращен к ночному небу. Облака?.. Я не смел и надеяться на дождь, но только он мог их задержать. Даже час или два хорошего ливня помогли бы мне! Медленно, с трудом я сел.

Бредя босиком ночью по пустыне, я уже почти не чувствовал ног: мокасины мои, как и ружье, остались где-то позади в песках. Взяв нож, я срезал низ брючин и обмотал ими ноги, обвязав шнурком, оставшимся от моей кожаной куртки.

Несколько секунд я сидел неподвижно, отдыхая после этой работы и собираясь с силами, потом с великим трудом поднялся. Скоро уже меня начнут искать.

Как далеко удалился я от них? На три мили? На пять? Может, даже на десять? Я шел все время, преодолевая, наверное, одну, ну две мили в час. Но теперь уже все равно, сейчас они, наверное, уже отыскали мои следы.

К югу расстилалась каменистая местность с множеством валунов из песчаника, высились деревья джошуа. Здесь, наверное, можно было бы укрыться от посторонних глаз. Где-то ведь именно в этих бескрайних просторах старый Смит Деревянная Нога когда-то прятал украденных лошадей. Я пробовал бежать, но не смог выдержать такого темпа и полмили: упал. Поднявшись, обнаружил рядом с собой следы лошадиных копыт. Их было много: наверное, промчалось несколько лошадей, почти все неподкованные.

Это случилось, должно быть, решил я, несколько; дней назад: чем-то насмерть перепуганные животные неслись, не разбирая дороги. И все же их следы могли вывести меня к воде.

Фляга моя еще более чем наполовину была заполнена водой, поэтому я продолжал придерживаться намеченного маршрута, двигаясь теперь по пересохшему руслу на восток.

Справа шли горы, и там могли укрываться мои враги.

Внезапно именно справа я заметил древнюю пирамиду, сложенную из камней: просто три камня, доложенные друг на друга, отполированные временем и возвышающиеся над растущими поблизости деревьями джошуа.

Остановившись, я начал разглядывать их, щуря глаза и пытаясь что-то осмыслить своим затуманенным сознанием. Старые... очень старые камни. Старше этих деревьев и, возможно, даже ровесники тех, кто оставил после себя обломки кинжалов, изготовленных еще тогда, когда в пустыне протекали реки.

Все еще рассматривая пирамиду, я заметил вдруг сбоку от нее еще один камень, совсем небольшой, указывающий какое-то направление. Но куда?..

Направление?.. Я не желал более думать ни о каком определенном направлении. У меня не было никаких желаний, кроме одного: исчезнуть, забраться в холодные, холодные горы... И я решил идти туда, куда указывал камень.

Дюжина шагов, еще дюжина... Потом появилась едва заметная тропка: лишь человек, знающий пустыню, как я, мог различить ее. Тропка, длиной всего в каких-нибудь несколько футов, но все же хоть направление какое-то указано. И я пошел по ней, глупо радуясь, будто нашел что-то знакомое, родное, мое.

Остановившись возле гигантского джошуа, я прищурился и огляделся. Ничего, пока ничего! И никого. Но где-то ведь они уже идут, ищут меня...

Сделав маленький глоток из фляжки, я потряс головой, стараясь сбросить с себя оцепенение. Освободиться от тумана в голове. Был еще один способ: прижаться к земле и не поднимать головы...

У моих врагов было преимущество: они передвигались на лошадях и видели далеко впереди.

А у меня — шанс, придававший мне теперь немного больше уверенности. Бандиты не возобновят поиски, пока не позавтракают. Это давало мне по крайней мере час форы, а может быть, и больше.

Древняя тропа, бежавшая передо мной, была не больше шести дюймов шириной, но иногда становилась уже. Индейцы, торившие эту дорожку, шли, ставя одну ступню впереди другой. Я не представлял, куда эта тропинка могла меня вывести, только знал: камни показывали именно это направление, — а потому припустился бежать.

Утренние облака растаяли, солнце начинало припекать. Вдалеке вдруг послышался выстрел. Обнаружили мой след? Я вполне был готов к этому, поскольку следы, конечно, оставил: не по воздуху же летел... Замедлив бег, я свернул с тропы к деревьям джошуа и валунам, пересек небольшую долину, потом, присев на камень, сделал короткую передышку. Но почти сразу же вскочил: камень был настолько раскален, что сидеть на нем было невозможно. Я пошел дальше, выйдя снова на старую тропу: теперь она вроде бы стала более заметной. А обернувшись назад, — о радость! — я не увидел никаких следов, никаких признаков того, что по этому месту кто-то проходил.