Бессмертный - Трейси Слэттон

Лоренцо, пригнувшийся в седле, покосился на меня. Увидев, насколько я серьезен, он кивнул и попридержал лошадь, мы пошли рысью. Всадников было шестеро. Я знал, что встречи не миновать. На мгновение мысли у меня куда-то исчезли, а потом, точно призрак из прошлого, явившийся ко мне, в голову пришла любимая песенка. И я запел, громким осиплым голосом:

— И любила она мой огро-омны-ый конек, и ни-и-когда не отказывала мне!

Лоренцо ошеломленно воззрился на меня. Но он всегда соображал быстро и улавливал суть дела. Он тотчас же понял. Заткнув черные волосы под шляпу и сгорбившись над лошадью, он подхватил мою песню, басом, так не похожим на его привычный высокий тембр, и я подумал, что не зря разучил с ним эту песенку полгода назад, когда мы с ним выпили лишку, угощаясь молодым кьянти. Лоренцо любил похабные песенки, непристойные шутки и неприличные байки, и сейчас это его спасло.

— Ах, эта неаполитанка, с огромными сочными дынями и сладким зрелым фиником! — хором горланили мы, въезжая в самую гущу.

Я заприметил среди них взволнованного Луку Питти, который уже не был юнцом, и решительного на вид Никколо Содерини, но эти трое меня не знали. Они явно кого-то поджидали: либо союзников и подкрепление, либо Медичи. Лоренцо и Пьеро было бы несдобровать, если бы кто-нибудь сейчас узнал Лоренцо. Я расхлябанно помахал рукой и икнул.

— Она любила мой огромный конек! — рявкнул я во всю глотку и бухнулся на гриву коня, как будто пьяный.

Собравшиеся всадники загоготали — все, кроме Питти, в силу возраста лишенного таких амурных размышлений. Мы с Лоренцо, не останавливаясь, затрусили дальше, а когда перевалили за следующий холм, Лоренцо выпрямился в седле.

— Видели, там были Содерини и Питти! И их мерзкие дружки! Я вам должен бочку кьянти за то, что вы выручили меня!

— Только получше того, что мы пили, когда я обучил тебя этой песенке, — ответил я. — Предпочитаю благородное вино из Монтепульчано.

Лоренцо кивнул. Встреча с заговорщиками вызвала у него такой прилив юного негодования, что щеки его запылали румянцем. Сидя на вороном жеребце, я даже на расстоянии ощущал исходивший от него жар. Врагам Лоренцо точно не поздоровится! Видя решимость на его лице, я про себя подумал, что лучше не попадать к нему в опалу.

— Возвращайтесь и предупредите отца. Пусть едет другой дорогой, — отрывисто приказал Лоренцо. — А я во Флоренцию.

Вместо того чтобы лишиться власти, Медичи, наоборот, укрепили свои позиции. За последующий месяц они предприняли ряд решительных действий. В первый день предупрежденный мною Пьеро выбрал другую дорогу, которой редко пользовались. Его внезапное и неожиданное появление во Флоренции не на шутку испугало заговорщиков. Пожилой Лука Питти молил о прощении и поклялся в вечной верности. Лоренцо сверкал глазами и настаивал на казни Питти, но Пьеро сказал, что Питти когда-то был другом Козимо и на первый раз его нужно простить. Остальных заговорщиков сковала нерешительность. Тем временем Пьеро созвал свою армию, отправил гонцов в Милан с просьбами о помощи, а сам втихомолку готовился к предстоящим выборам в Синьорию, продвигая в нее своих сторонников. Тщательно отобранные кандидаты были избраны, и власть Медичи укрепилась. Содерини, Нерони и Аччайоли были навеки изгнаны из Флоренции.

Позже в том же году Лоренцо, чрезвычайно довольный мною за своевременное раскрытие заговора, едва не закончившегося свержением его отца, взял меня с собой в Рим. Его отправили с поздравлениями к новоизбранному Папе Павлу П. Разумеется, хотя Лоренцо еще был подростком, он должен был заниматься и торговыми делами. Ему предстояло обсудить с Папой договор об использовании квасцовых шахт в Тольфе. Квасцы необходимы при производстве стекла, в медицине, при дублении кож, они нужны художникам для закрепления красок, а самое главное — для окрашивания тканей, ведь это существенная часть флорентийской ткацкой промышленности. Медичи намеревались взять под свой контроль эти квасцовые месторождения. До недавнего времени квасцы привозили в основном с Востока, точнее из Смирны. В 1460 году в Тольфе близ Чивитавеккьи в Папском государстве были обнаружены большие залежи. Могущественный банк Медичи почуял прибыльное дело и, вполне естественно, захотел разрабатывать это ценное месторождение. Лоренцо отправили обсудить это лично с Папой Римским. К моему изумлению, Лоренцо даже добился моего приглашения на закрытое совещание с Его Святейшеством.

Кардинал в красной шапочке быстро проводил меня в покои Папы в Ватиканском дворце. Юный Лоренцо и Павел II сидели в роскошных резных креслах, склонив друг к другу головы. Услышав мои шаги, Лоренцо вскинул голову, улыбнулся и поманил меня рукой. Преисполненный благоговения от близости к Папе, которого я никогда не ожидал увидеть, я несколько робко подошел к ним, склонив голову и потупив глаза. Лоренцо слегка кивнул, и я опустился на одно колено.

— Святой отец, это мой близкий друг Лука Бастардо, — произнес Лоренцо.

Папа протянул мне руку, я взял ее и неловко замешкал, прежде чем поцеловать его кольцо.

— Ты не исповедуешь христианскую веру, сын мой? — спросил он с легкой смешинкой в голосе.

Я поднял глаза на статного и внушительного мужчину, который смотрел на меня, удивленно подняв брови.

— Я собирался назваться Формозус, что означает «красивый», но это не я, а ты заслуживаешь такого имени!

— Это слишком большая честь для меня, синьор, и вы чрезмерно принижаете себя, — ответил я.

Он засмеялся и, отняв руку, положил ее обратно на колени, дожидаясь ответа на свой вопрос.

— Я христианин, синьор, по крайней мере я так полагаю. Не знаю, крестили ли меня в детстве. Не зная наверняка, крещен я или нет, я боялся оскорбить ваше достоинство, поцеловав кольцо.

Я не посмел сказать ему, что могу заставить себя поверить лишь в Бога-насмешника, который, возможно, в эту самую минуту упивался забавным фарсом, где уличный босяк, безотцовщина и шлюха разговаривал с Папой Римским. Мне даже чудился витающий под позолоченным арочным потолком его заливистый божественный смех. Но признаваться, в чем состоит моя истинная вера, было бы неразумно: Папа мог рассердиться. А ненасытный костер все еще поджидает свою добычу, а я все время оттягиваю его желанное пиршество.

— Я могу это исправить, — шутливо предложил Папа.

Он возложил ладонь мне на голову и торжественно произнес:

— Крещу тебя Святым Духом, во имя Отца, и Сына, и Святого Духа.

Я почувствовал исходящую от его руки теплую струю, которая, как легкий ветерок, коснулась моей макушки. Это напомнило мне об учении алхимика Гебера: действительной и истинной передаче чего-то духовного. Я испугался. Я так и присел на пятки и воззрился в изумлении на Папу Павла, а он кивнул мне.

— Бастардо, говоришь? Уверен, твои родители были добрые христиане, Лука. Такое красивое, чистое лицо ты мог получить только от таких людей, — доброжелательно проговорил Павел II. — Тебе не обязательно носить имя Бастардо, ты же знаешь. Я могу подарить тебе более достойное и честное имя, которое ты сможешь с гордостью передать своим детям.