Соратники Иегу - Александр Дюма

Сэр Джон, внимательно слушая, нагнулся над картой. Бонапарт продолжал:

— На Дунае я посажу на корабли сорок тысяч французских солдат…

— Прошу прощения, гражданин первый консул, но ведь Дунай принадлежит Австрии.

— К тому времени я возьму Вену.

Сэр Джон с изумлением взглянул на Бонапарта.

— К тому времени я возьму Вену, — повторил тот. — Итак, по Дунаю спустятся на судах сорок тысяч французских солдат; в устье реки их встретит русская флотилия и переправит в Таганрог. Оттуда я поведу их сухим путем вверх по течению Дона до Пратизбянской и дальше до Царицына. Они поплывут вниз по Волге на тех же судах, что доставили сорок тысяч русских в Астрабад. Через две недели у меня будет восемьдесят тысяч солдат в Западной Персии. Из Астрабада оба войска, соединившись, отправятся на Инд. Персия, исконный враг Англии, естественно, станет нашей союзницей.

— Это так, но, достигнув Пенджаба, вы уже далеко отойдете от союзной Персии, а восьмидесятитысячной армии совсем не легко тащить за собой обозы с провиантом.

— Вы забываете, — возразил Бонапарт с такой уверенностью, будто поход уже начался, — вы забываете, что я оставил своих банкиров в Тегеране и в Кабуле. Ну-ка, вспомните, что случилось девять лет назад во время похода лорда Корнуоллиса, сражавшегося против Типпу Сахиба: у командующего не хватило припасов, и тогда какой-то простой капитан… не помню, как его звали…

— Капитан Малькольм, — подсказал лорд Тенли.

— Вот именно! — воскликнул Бонапарт. — Я вижу, вы хорошо осведомлены. Капитан Малькольм вступил в переговоры с племенем бринджари, индийских цыган, которые кочуют по всему Индостану и торгуют зерном. Эти цыгане служат верой и правдой тем, кто им хорошо платит: они-то и снабдят мою армию провиантом.

— Но придется переправиться через Инд.

— Ну что же? — отвечал Бонапарт. — Фронт у меня растянут на шестьдесят льё между Дераисмаилханом и Аттоком. Я знаю Инд не хуже, чем Сену. Эта река течет медленно, по одному льё в час; ее средняя глубина в этом месте от двенадцати до пятнадцати футов, и на линии фронта можно чуть ли не в десяти местах переправиться вброд.

— Значит, вы уже составили план наступления? — с усмешкой спросил сэр Джон.

— Да, я разверну наступление в плодородной, обильно орошаемой местности, обойду стороной песчаные пустыни, отделяющие низовья Инда от Раджпутана. Именно с этого плацдарма успешно вторгались в Индию все завоеватели, начиная с Махмуда-Газни в тысячном году и кончая Надир-шахом в тысяча семьсот тридцать девятом. А сколько армий за это время прошли тем же путем, на который я собираюсь вступить? Давайте считать! После Махмуда-Газни совершил вторжение Магомет-Гури в тысяча сто восемьдесят четвертом году с войском в сто двадцать тысяч человек; после Магомета-Гури — Тимурленг, или Тимур Хромец, которого мы называем Тамерланом, — с войском в шестьдесят тысяч человек; после Тимурленга — Бабур, после Бабура — Хумаюн. Да что говорить! Индия покорится любому, кто захочет или сумеет ее завоевать.

— Вы забываете, гражданин первый консул, что все завоеватели, которых вы назвали, имели дело лишь с туземными племенами, тогда как вам придется иметь дело с англичанами. У нас в Индии…

— От двадцати до двадцати двух тысяч солдат.

— И вдобавок сто тысяч сипаев.

— Я оцениваю по достоинству силы противника: к Англии я отношусь с уважением, а к Индии — с презрением, как она того заслуживает. Всюду, где я сталкиваюсь с европейской пехотой, я подготовляю вторую, третью, если нужно, четвертую линии обороны, допуская, что три первые могут не выдержать натиска английских штыков. Но там, где я встречаю одних сипаев, — хлыст, вот все, что мне надо, чтобы разогнать этот сброд. У вас есть еще вопросы ко мне, милорд?

— Только один, гражданин первый консул: вы действительно хотите мира?

— Вот письмо, в котором я предлагаю мир вашему королю, милорд, и, чтобы быть уверенным, что оно будет вручено его величеству Британскому, я прошу племянника лорда Гранвилла быть моим посредником.

— Все будет исполнено согласно вашему желанию, гражданин, ручаюсь в этом головой и за себя, и за своего дядю.

— Когда вы сможете выехать?

— Я Отправляюсь в путь через час.

— Не хотите ли высказать какое-нибудь желание перед отъездом?

— Нет. Во всяком случае, если бы и хотел, я оставляю все полномочия моему другу Ролану.

— Дайте руку, милорд, это добрая примета, ибо вы представляете здесь Англию, а я Францию.

Сэр Джон принял оказанную ему честь со сдержанным достоинством, выразив как чувство симпатии к Франции, так и чувство национальной гордости. Затем, с братской сердечностью пожав руку Ролану, он в последний раз отвесил поклон первому консулу и вышел.

Проводив его взглядом, Бонапарт задумался на минуту и вдруг заявил:

— Ролан, я не только даю согласию на брак твоей сестры с лордом Тенли, но даже хочу этого. Слышишь, я этого хочу!

Он произнес эти слова с особенным ударением, и всякому, кто знал первого консула, становилось ясно, что они означали не «я хочу», но «я требую!».

Ролан, охотно подчинявшийся тирании первого консула, горячо поблагодарил его за это решение.

Расскажем о том, что произошло в замке Черных Ключей три дня спустя после описанных нами событий в Париже.

После того как сначала Ролан, затем г-жа де Монтревель с сыном и наконец сэр Джон отправились в Париж: Ролан — к своему генералу, г-жа де Монтревель — чтобы устроить сына в военную школу, и сэр Джон — чтобы открыть Ролану свою сердечную тайну, — Амели и Шарлотта остались в замке Черных Ключей совершенно одни.

Мы говорим «одни», потому что Мишель с сыном Жаком жили не в самим замке, а в сторожке у въездных ворот, исполняя обязанности привратника и садовника.

Поэтому по вечерам во всех этажах замка окна оставались темными, кроме окошка в спальне Амели, расположенной, как мы знаем, во втором этаже над садом, да в каморке Шарлотты в мансарде четвертого этажа.

Вторую горничную г-жа де Монтревель увезла с собой.

Обе девушки должны были чувствовать себя очень одинокими в многочисленных комнатах пустого четырехэтажного здания, особенно теперь, когда ходило столько слухов о разбойничьих нападениях на дорогах, поэтому Мишель вызвался ночевать в главном корпусе, чтобы в случае опасности прийти им на помощь, но молодая хозяйка решительно заявила, что ничего не боится и ничего не хочет менять в обычном распорядке.

Мишель больше не настаивал, заверив мадемуазель, что она может спать спокойно, так как они с Жаком будут ходить дозором вокруг замка.

Обещание Мишеля делать обход поначалу как будто встревожило Амели, но вскоре она убедилась, что Мишель и Жак проводят ночи в охотничьем шалаше на опушке Сейонского леса; судя по тому, что к обеду часто подавали то спинку зайца, то заднюю ножку косули, было ясно: Мишель выполняет свое обещание ходить кругом замка.