Демон под диваном - Александр Рудазов

Вышел гулять и управдомовский Эдик, да не один, а с Антошкой Федосеевым и девчонками из шестого «Б», Баскаковой и Волынцевой. Все враги Дениса и Полины собрались вместе – и это явно было не к добру.

Поначалу-то казалось, что ничего плохого те не затевают. Просто ушли в другой конец двора и тоже принялись строить снежную крепость. Но потом от них пришел Тимурчик, маленький брат Эдика – и принес послание. Грязную, исписанную фломастерами бумажку, в которой говорилось буквально следующее:

Денис и Полина перечитали послание дважды, показали его Машке и Димычу. Те тоже ничего не поняли. Близнецы сходили к Эдику, спросили, что это значит, и тот объяснил, что это официальное объявление войны, и теперь им лучше сразу рыть себе могилы.

– Эдик, вот что у тебя в мозгах? – вздохнул Денис.

– Возможно, ложка, – предположила Полина.

– А что не так-то?! – набычился Эдик.

– Эдик, всему-то тебя учить приходится, – сказал Денис. – Во-первых, сегодня еще только первое декабря. Купи календарь.

– А во-вторых, если хочешь что-то сказать относительно некой личности, добейся встречи и скажи прямо, в лицо, – добавила Полина.

– А если не можешь добиться этой встречи или боишься сказать в лицо, выбери проблему поменьше, – закончил Денис.

– Вообще-то, это я посоветовал, – сказал Федосеев, поправляя очки. – И диктовал тоже я. Это официальная нота протеста, так что реагируйте теперь, а то мы будем считать вас трусами.

– Нам вам ответ написать, что ли? – задумался Денис.

– Да, и пришлите с гонцом, а то будет неофициально.

Близнецы задумчиво кивнули. Федосеев, конечно, маленький вонючий мажор, но в уме ему не откажешь. Рассуждает он всегда так логично и рационально, что спорить просто нет возможности.

– Ладно, Полинк, пошли ответ писать, – сказал Денис.

Они сбегали домой за бумагой, степлером и цветными карандашами, вернулись к нетерпеливо ждущим Машке и Димычу и принялись гуглить всякие официальные послания, а то неизвестно же, как их правильно составлять.

Оказалось, что ничего сложного. Близнецы быстро нашли хороший образец и принялись писать четырьмя руками сразу:

«Хоть ты и князь, а все равно дурак и голой жопой ежа не убьешь. Твоего войска мы не боимся, землей и водой будем биться с тобой. Вавилонский ты повар, Македонский колесник, Иерусалимский пивовар, Александрийский козолуп, Большого и Малого Египта свинопас, Армянский ворюга, Татарский сагайдак, Каменецкий палач, всего света и подсвета дурак, самого аспида внук и дальше там еще матерно, мы это писать не будем. Вот так мы тебе ответили, плюгавому. Этим кончаем, поскольку числа не знаем и календаря не имеем, месяц в небе, год в книге, а день такой у нас, какой и у вас, за это…».

– А вы не слишком много ругаетесь? – сунула нос в их писульку Машка. – Такие слова вообще можно в официальных документах писать?

– Ну вот же образец, – сунула ей айфон Полина. – Им можно было, значит, и нам можно.

– Так это же запорожцы турецкому султану писали.

– Ну вот. Раз султану можно было такое писать, то и Эдику можно.

– Я еще и картинку ему тут нарисую, – сказал Денис, рисуя какулю с лицом Эдика и пробивая уголки степлером. – Машк, одолжи нам Макса на минутку. Нам гонец нужен.

Маленький Максим радостно умчался с посланием, и через пару минут с другой стороны двора раздался возмущенный вопль. Теперь война стала неизбежной, потому что ни один уважающий себя пятиклассник такого не простит.

– Главное, чтоб он Жеку не впряг, – сказал Димыч.

– Да пусть впрягает хоть трех Жек, – фыркнула Полина. – Мы ему втащим.

В драке Денис и Полина были бесстрашны. Словно пара двуногих медоедов, они отважно набрасывались даже на старшеклассников.

Так что если Эдик хочет войны… он ее получит!

Ребята ушли на свою сторону двора и принялись созывать армию. Пока Димыч и Машка под руководством Полины закладывали основу новой, неразрушимой снежной крепости, Денис снял варежки и принялся рассылать смски, твиты и сообщения в мессенджерах.

Вадику Усачеву даже послал обычное электронное письмо, потому что отсталый Вадик не состоял ни во Вконтакте, ни в Фейсбуке, ни даже в богопротивных Одноклассниках. А позвать его на подмогу нужно обязательно, потому что Вадик учится уже в шестом классе и почти так же могуч, как Димыч.

А Эдик, свинья такая, и правда вызвал себе на помощь брата. На другой половине двора появился долговязый Жека – и всем стало немного ссыкотно. Хоть Полина и храбрилась, а все-таки на их стороне нет никого старше двенадцати лет. Девятиклассник с замашками гопника – это совершенно нечестное преимущество, с которым вообще непонятно, что делать.

Увы, Денис и Полина – единственный ребенок в семье. У Машки брат есть, но ему всего четыре годика, так что проку от него на войне будет немного. Димыч предложил позвать Аньку и Оксанку, своих старших сестер, но всем было ясно, что те не придут. Они уже слишком взрослые и вряд ли воспримут эту битву всерьез.

До самого обеда множились две армии. К счастью, никаких друзей Жека с собой не привел, но все равно Эдик собрал огромную силу. На его стороне оказалось аж четырнадцать бойцов! Три четвероклассника, семь пятиклассников, две шестиклассницы… и даже один семиклассник! Тяжелая артиллерия!

Денис и Полина, впрочем, тоже не ударили лицом в грязь. На их зов откликнулись девять верных товарищей – да все отборные, проверенные в битвах. И это не считая Машки, Димыча и самих близнецов, так что получилось почти поровну.

В обед, правда, силы немного подтаяли. У многих запиликали в карманах телефоны – то родители созывали воинов на пиршество. Денис и Полина отпускали их с тяжелым сердцем, ибо предвидели, что не все вернутся обратно… и так и вышло. Троих отличных пацанов обратно не выпустили, и среди них Машку. Она прислала отчаянное сообщение – мама затеяла уборку и заставляет ее помогать.

– Дождемся ее? – спросила Полина.

– Не от нас зависит, – сумрачно ответил Денис.

На другой стороне двора грозно сверкал очами Эдик, и громадный Жека нависал над его плечом. В их войске тоже пробило брешь обеденным перерывом, но она оказалась не так страшна, как у близнецов. Сгинули без следа только двое, так что теперь враги превосходили достойных двенадцать к десяти.

– Ну что, ребзя, начинаем? – спросил Илюха Щастинский, карабкаясь на снежную башню. – А то мне к шести домой!