Подлодка - Лотар-Гюнтер Буххайм

Акустик начинает что-то говорить, он собирается рапортовать — но осекается на полуслове и продолжает крутить свою ручку. Похоже, он уловил слабый сигнал, который теперь пытается запеленговать с помощью тонкой настройки.

Старик уставился ему в лицо. Тот языком облизывает нижнюю губу. Едва слышным голосом он докладывает:

— Шум на шестидесяти градусах — очень слабый.

Старик одним рывком проскакивает в люк и сгибается в проходе рядом с ним. Акустик подает ему наушники. Старик вслушивается в них, а оператор тем временем потихоньку поворачивает ручку то в одну, то в другую сторону вдоль шкалы, и постепенно лицо Старика суровеет.

Проходят минуты. Старик остается привязанным проводом наушников к гидрофону. Он похож на рыбу, попавшуюся на крючок. Он приказывает рулевому повернуть нос лодки, чтобы ему было лучше слышно.

— Приготовиться к всплытию!

Его хриплый голос, полный решимости заставляет встрепенуться не только меня. Шеф моргает бровями.

Приготовиться к всплытию! Он не может не представлять, что можно делать, а чего — нельзя! В наушниках по-прежнему слышны шумы, а он собирается подняться на поверхность?

Операторы рулей глубины сидят, сгорбившись за своими столиками. Штурман наконец все-таки снял свою зюйдвестку. Его лицо, и без того похожее на маску, выглядит постаревшим, прорезавшие его линии еще более углубились.

Позади него стоит шеф, прислонившийся левым бедром к столу с картами, опершись правой рукой на колонну перископа, всем торсом подавшись вперед, словно притянутый стрелкой глубиномера, которая медленно движется назад вдоль шкалы. С каждым пройденным ею делением мы становимся на один метр ближе к поверхности. Она движется нехотя, словно выгадывая для нас время на передышку.

— Радиостанция готова? — спрашивает командир.

— Jawohl, господин каплей!

Под люком боевой рубки уже собрались вахтенные, одетые в дождевики и зюйдвестки. Протирают бинокли — слишком рьяно, или это мне только кажется. Никто не промолвил ни слова.

Мое дыхание восстановилось. Мои мышцы вновь послушны мне. Я снова могу стоять ровно, не шатаясь, при этом я ощущаю каждый мускул, каждую косточку в своем теле. Мое лицо начинает мерзнуть.

Старик намеревается всплыть. Мы опять полной грудью вдохнем морской воздух. Мы живы. Эти сволочи не смогли убить нас.

Не заметно никаких вспышек бурной радости. Страх еще сковывает меня. Немного расправить напряженные плечи, слегка приподнять головы — это все, что мы можем себе позволить.

Команда совершенно вымотана. Даже после того, как прозвучала команда к всплытию, оба вахтенных на посту управления продолжают безучастно сидеть на распределителях забортной и трюмной воды. Что касается помощника по посту управления, он старается выглядеть, как всегда, но я угадываю ужас в его лице.

Внезапно мне хочется, чтобы наш перископ был в десять раз длиннее. Если бы только Старик мог быстро осмотреться вокруг из нашей нынешней безопасной позиции, так, чтобы мы знали, что творится наверху — что задумала эта свора!

Лодка поднялась на перископную глубину. Мы стоим близко от поверхности. Шеф уверенно управляет лодкой. Никаких намеков на избыточную плавучесть.

Старик высовывает из воды стебелек спаржи. Я слышу, как заработал и снова замолк мотор привода перископа. Затем раздается негромкий стук и легкий щелчок откинутой рукоятки. Старик начинает крутится на своей карусели.

На посту воздух чуть ли не звенит от нашего напряжения. Неосознанно я задерживаю дыхание, пока я не вынужден хватать воздух, как тонущий человек. Сверху не доносится ни слова.

Значит, все выглядит плохо! Если бы все было в порядке, Старик сразу известил бы нас.

— Запишите!

Слава богу, голос Старика.

Штурман счел, что эти слова обращены к нему. Он тянется за карандашом. Бог мой, неужели опять все с самого начала? Шедевр литературы для журнала боевых действий?

— Итак: «В результате перископного наблюдения — неподвижный эсминец, по уточненным данным — на ста градусах — дистанция — около шести с половиной километров». Есть?

— Jawohl, господин каплей!

— «Луна по-прежнему очень яркая». Записали?

— Jawohl, господин каплей!

— «Остаемся под водой». Вот так!

Больше сверху ни единого слова.

Проходит три-четыре минуты, пока командир спускается наощупь вниз.

— Думали обдурить нас! Старая уловка! Идиоты! И каждый раз они надеются, что мы клюнем. Шеф, опустите ее снова на шестьдесят метров! Мы немного отодвинемся в сторону, и не спеша перезарядим торпеды.

Старик ведет себя так, словно все идет по заранее разработанному плану. Мне хочется закрыть уши ладонями: он говорит так, словно читает скучнейший годовой отчет какой-нибудь компании в деловом развороте газеты:

— Да, штурман, вот еще что: «Бесшумно движемся, чтобы уйти от эсминца. Предположительно эсминец — эсминец потерял с нами контакт… Шумов в непосредственной близости не слышно».

«Предположительно» — это звучит обнадеживающе! Стало быть, он даже не до конца уверен в этом. Он прищуривает глаза. Похоже, он еще не закончил свое сочинение.

— Штурман!

— Jawohl, господин каплей!

— Добавьте вот еще что: «Скорректированное направление — двести пятьдесят градусов: море огня — ослепительное зарево. Считаю, что это пораженный нами танкер».

Старик отдает приказание рулевому:

— Курс — двести пятьдесят градусов!

Я обвожу взглядом собравшихся вокруг, и у всех вижу безразличные лица. Лишь второй вахтенный слегка нахмурился. Первый вахтенный офицер, не выказывая никаких эмоций, смотрит в пустоту. Штурман пишет за «карточным» столом.

И на корме, и в носовом отсеке устраняют неисправности. Постоянно кто-то с промасленными руками проходит через пост управления, чтобы отрапортоваться первому вахтенному, который взял на себя управление рулями глубины. Все они делают это шепотом. Никто, кроме Старика, не осмеливается говорить в полный голос.

— Еще полчаса, и мы перезарядим торпеды, — произносит он и обращается ко мне. — Самое время выпить.

Он явно не собирается покидать пост управления, и я поспешно отправляюсь на поиски бутылки с яблочным соком. Мне совсем не хочется никуда идти. Когда я пролезаю сквозь люк, ноет каждый мускул. Ковыляя мимо Херманна, я замечаю, что он весь поглощен своей ручкой гидрофона. Но мне пока абсолютно безразлично, что он там пытается услышать.

Неважно, каковы были донесения, но спустя полчаса Старик отдает команду перезарядить торпеды.

В носовом отсеке бешено кипит работа. Сырая одежда, свитеры, кожаное обмундирование и всевозможное барахло свалено в кучу перед люком, а палубные плиты подняты.