Пусть умирают дураки - Марио Пьюзо

Гроунвельт был одет так, как он обычно одевался, когда шел осматривать казино. Он подошел к панели управления, где включалась подача чистого кислорода в отделения казино. Но было еще рано делать это, вечер только начинался. Иногда он включал подачу кислорода уже в это время, когда видел, что игроки начинают быстро уставать и их клонит ко сну. Это оживляло их, как марионеток. В прошлом году он велел установить панель управления прямо у себя в апартаментах.

Гроунвельт приказал принести обед к себе в номер. Калли был в напряжении. Почему Гроунвельт заставил его ждать три часа? Фуммиро первым разговаривал с ним? И он инстинктивно понимал, что произошло именно это, и почувствовал себя обиженным. Эти двое были настолько могущественны, что он еще не мог пока думать о том, чтобы быть на их уровне, и они обсудили все без него.

Калли спокойно сказал:

— Думаю, что Фуммиро уже говорил вам о своем плане? Я сказал ему, что мне нужно проконсультироваться с вами.

Гроунвельт улыбнулся ему.

— Калли, мой дорогой, ты само чудо. Прекрасно. Мне самому не устроить бы этого лучше. Ты заставил этого япошку самого придти к тебе. Я боялся, что ты окажешься слишком нетерпеливым со всеми этими маркерами, которые скапливаются у нас.

— Это моя подруга Дейзи, — сказал Калли. — Она сделала из меня японца.

Лицо Гроунвельта несколько омрачилось.

— Женщины опасны, — сказал он. — Такие мужчины, как ты и я, не могут позволять им приближаться к нам слишком близко. В этом наша сила. По вине женщин можно пропасть ни за что ни про что. Мужчины более чувствительны и более доверяют другим. — Он вздохнул. — Ну да ладно, мне нечего беспокоиться за тебя в этой области. Ведешь ты себя как надо. — Он снова вздохнул, чуть встряхнул головой и вернулся к делам.

— Единственное, что здесь сложно, так это то, что нам так и не удалось найти надежного пути, чтобы выудить наши деньги из Японии. У нас там состояние в маркерах, но я бы не дал и ломаного гроша за них. Здесь целая куча проблем. Во-первых, если японское правительство прихватит тебя, то тебе обеспечены целые годы в тюрьме. Во-вторых, как только у тебя окажутся деньги, ты станешь объектом внимания преступников, которые попытаются умыкнуть тебя. Японские преступники очень умные. Они сразу же узнают, когда ты получишь деньги. В-третьих, два миллиона долларов в йенах — это будет большой, очень большой чемодан. В Японии багаж просвечивают. Как ты переведешь их в доллары, когда вывезешь? Как ввезешь в Соединенные Штаты, и потом, хотя я полагаю, что могу гарантировать тебе, что этого не произойдет, как насчет бандитов уже здесь? Люди здесь, в отеле, узнают, что мы посылаем тебя туда за деньгами. У меня компаньоны, но я не могу гарантировать, что ни один из них не проболтается. В результате по чистой случайности ты можешь лишиться этих денег. Вот, Калли, в каком ты положении оказываешься. Если ты лишишься этих денег, то мы все время будем подозревать тебя в том, что виноват ты сам, за исключением лишь того случая, если тебя убьют.

Калли сказал:

— Я обдумал все это. Я посмотрел нашу казну и обнаружил, что у нас еще не меньше одного-двух миллионов долларов в маркерах от других японских игроков. Так что я мог бы вывезти четыре миллиона долларов.

Гроунвельт рассмеялся.

— За одну поездку это была бы ужасная игра. С малым процентом.

— Ну, может одна поездка, может две, три. Сначала мне надо выяснить, как это сделать.

Гроунвельт сказал:

— В любом случае ты берешь на себя весь риск. Насколько я могу видеть, тебе от этого ничего не перепадает. Если ты выиграешь, ты ничего не выиграешь. Если проиграешь, то проиграешь все. Если ты попадешь в подобное положение, то тогда все те годы, которые я потратил на твое обучение, можно считать потерянными. В общем, зачем тебе это надо? Это ведь не дает процентов.

Калли ответил:

— Послушайте, я сделаю это на свой страх и риск без посторонней помощи, и вся вина падет только на меня, если дело не выгорит. Но если я привезу четыре миллиона долларов, я хочу, чтобы меня назначили генеральным директором гостиницы. Вы знаете, что я ваш человек. Я никогда не буду против вас.

Гроунвельт вздохнул.

— Это ужасная игра с твоей стороны. Я не очень-то жажду видеть тебя играющим.

— Тогда договорились? — спросил Калли. Он старался скрыть ликование в своем голосе. Ему не хотелось, чтобы Гроунвельт знал о том, как сильно он желал этого.

— Ладно, — сказал Гроунвельт. — Но только возьми два миллиона Фуммиро, и не беспокойся о деньгах, которые должны нам другие. Если что-то случится, то мы потеряем только два миллиона.

Калли рассмеялся, входя в игру.

— Мы потеряем один миллион. Второй миллион принадлежит Фуммиро. Помните?

Гроунвельт сказал совершенно серьезно:

— Оба миллиона наши. Раз они у нас в сейфе, Фуммиро отыграет их. В этом сила этого дела.

На следующий день Калли отвез Фуммиро в аэропорт на роллс-ройсе Гроунвельта. У него был приготовлен очень дорогой подарок для Фуммиро — набор древних монет, отчеканенных в период Итальянского Возрождения. Основную часть набора составляли золотые монеты. Фуммиро пришел в восторг, но Калли почувствовал за его бурным изъявлением восторга налет какого-то веселья. В конце концов Фуммиро сказал:

— Когда вы едете в Японию?

— Недели через две — четыре, — сказал Калли. — Даже мистер Гроунвельт не будет знать точного дня. Вы понимаете почему?

Фуммиро кивнул.

— Да, вам надо быть очень осторожным. Я подготовлю деньги к вашему приезду.

Когда Калли вернулся в отель, он позвонил Мерлину в Нью-Йорк.

— Мерлин, старина, как насчет того, чтобы составить мне компанию в моей поездке в Японию? Все расходы беру на себя, включая гейш.

На другом конце линии последовало долгое молчание, потом он услышал голос Мерлина: «Конечно».

Предложение поехать в Японию было неожиданным, но показалось мне заманчивым. Мне нужно было быть в Лос-Анджелесе на следующей неделе, чтобы работать над сценарием. Но я так много бился с Дженел, что хотел отдохнуть от нее. Я знал, что она воспримет мою поездку в Японию как личное оскорбление, и это доставляло мне удовольствие.

Валли спросила меня, долго ли я пробуду в Японии, и я ответил, что около недели. Она никогда и ничего мне не возражала и всегда была даже счастлива, когда я уезжал, потому что в доме я испытывал какое-то беспокойство, нервы постоянно были па пределе. Валли проводила очень много времени, посещая вместе с детьми родителей и других родственников.

Когда я вышел из самолета в Лас-Вегасе, Калли с роллс-ройсом встретил меня прямо на взлетной полосе, так что мне не надо было идти через здание аэровокзала. Это меня успокоило.

Как— то уже давно Калли объяснил мне, почему он иногда встречает прибывших прямо на летном поле. Он делал это, чтобы не попасть под камеры надзора ФБР, которые контролировали всех приезжающих.