За тихой и темной рекой - Станислав Рем

Анна Алексеевна устроилась в плетёном кресле-качалке с ногами, поджав их под себя, и, закутавшись в плед, принялась раскачиваться.

Белый. Белый. Что же ты постоянно торчишь в мыслях? Анна Алексеевна закрыла глаза. А он очень мил, этот господин Белый. Что-то внутри горит, приятно жжёт, когда советник предстаёт пред глазами. И ещё он смешной. Постоянно тупится. Опускает взор в её присутствии. А может, разыграть перед ним сценку? Чтобы он поревновал? Отчего бы и нет? А то ходит, будто павлин, прямой и важный. Пожалуй, подумать стоит.

Дверь внизу хлопнула. Папенька вернулся, его голос. Надо спать.

Властитель черный извлекает меч —

Свидетель грозных и победных сеч.

Владыка осторожный белых сил,

От битвы уклоняясь, отступил.

Идет меж ними долго равный спор,

Но всадник белый вдруг во весь опор

Летит на короля врагов стрелой,

На башню грозную — в жестокий бой.

Уильям Джонс. Каисса. 1763

Кнутов с трудом оторвал голову от подушки. Ему снилось, будто его плечи сжимают местные мужики, чтобы бросить в холодную воду Амура. А в реке трупы, трупы… И он вот-вот должен стать одним из них. Таким же вздутым и синим.

— А-а-а-а! — хрипел Анисим Ильич, разлепив глаза.

— Наконец-то, — проговорил знакомый голос. — А то думал, вовсе не подыму.

— Селезнёв? Ты что тут делаешь? — старший следователь еще раз ткнулся в подушку и резко сел.

— Так вот, явился.

— Являются черти, да и те с перепою, — Анисим Ильич почесал грудь и смолк: некстати чертей помянул.

В последнее время постоянно что-то грызло изнутри. Всё боялся известия, будто Селезнёва убили. Надо ж, привязался к нему, привык…

А младший следователь присел на корточки:

— Может, чем подсобить?

— Подсобишь, — стонал от гула в голове сыщик. — Где Иван?

— Китаец? Спит, — Харитон Денисович поднялся, сбегал на кухню и вскоре поставил на стол перед Кнутовым стакан с огуречным рассолом. — Поправьтесь. У меня худые новости.

Кнутов понюхал жидкость, глотнул и, подойдя к распахнутому окну, вылил содержимое на улицу.

— Там в буфете водка стоит. Принеси.

— Может, не надо, Анисим Ильич?

— Неси.

Кнутов вышел к умывальнику, ополоснул лицо. Потом вернулся в комнату, опохмелился.

— Индурова упустил, — старший следователь не спрашивал, а утверждал. — Иного я не ожидал. Его превосходительство извещён?

— Так точно.

— Это хорошо. Не придётся возле стеночки отираться. Что ещё желаешь сказать?

Селезнёв тяжело опустился на стул:

— Приказали его найти! Кровь из носу. Так и велели!

— Правильно приказали… Что на переправе?

— Да, все ладно…Анисим Ильич, мы уже всё облазили. Нет нигде Индурова. Не знаю, что делать. Сегодня ночью его превосходительство велели ещё раз осмотреть казармы. С утра на ногах. Нет как нет.

— А к чему казармы?

— Так Индуров там скрылся. Когда мы за ним…в погоню.

— А вот с этого места давай подробнее.

Кнутов сел напротив Селезнёва, приготовился слушать. Несколько раз перебивал с уточняющими вопросами. После чего налил себе ещё раз, но пить не стал.

— Так. Вот она причина, почему часы марки «Брегет» Бубнова остались в жилетке. Значит, и купца, и Катьку Иванову убил штабс-капитан. Почему он пришил девчонку, понятно. Мешала. А вот зачем убил молоканина, вопрос остаётся в силе.

— Господин полковник сказали, будто в казармах вход в какие-то пещеры есть. Вот мы с утра и лазали. Весь берег обрыли!

— «Лазали», — передразнил Кнутов. — А кто сообщил?

— Не знаю.

Анисим Ильич потёр щетину на подбородке.

— О разных ходах и пещерах я и сам слышал неоднократно. Да только верится в это с трудом. О них бы давно стало известно, — Кнутов махнул рукой. — Враки всё это, Селезнёв. Искать нужно среди его знакомых.

— Всю ночь не спали. Никто его не видел. Полгорода обла…

— Да слышал я! «Лазали, лазали»… Другого слова, что ли, подобрать не можешь?

— Что делать-то, Анисим Ильич? Его превосходительство грозили, ежели не найду Индурова, чтоб духу моего в департаменте не было.

— И слава богу, — Кнутов зацепил из миски капусту и отправил её в рот. — Ладно, не пыли. Если капитан в городе, то объявится. Видно, что-то ему ещё здесь надобно. Давай и подумаем: что именно?

— Может, он оставил деньги? Бумаги? С собой на переправу он же ничего не брал.

— Знаешь такую игру «холодно — горячо», Селезнёв?

— Знаю.

— Так вот. Сейчас было холодно. К деньгам Индуров неравнодушен. Но жизнь за ради нескольких тысяч на кон ставить не станет.

— Может, хотел забрать то, что украл в доме Бубнова?

— Нет, Харитон, ты меня сегодня изумляешь. Индуров «Брегет» брать с трупа побрезговал, а ты думаешь, что он ради каких-то безделушек вернётся. Холодно, Селезнёв. Как на Севере. Думай, что капитану дороже всего. Денег. Бумаг. Всего! Почем он убивался долгое время? Почему остался в городе, когда у него и шанс уйти в отставку есть, да уехать в своё имение?

— Госпожа Мичурина? — догадался Селезнёв.

— Во-о-о! — выдохнул Кнутов.

— Но, Анисим Ильич, это ж срам! Да после того, что случилось, чтобы Полина Кирилловна — замуж за Индурова?

— А это, брат, смотря, какие обстоятельства. Девка-то, может, за него и не захочет. Подобру! А вот силой капитан её взять вполне способен. Обесчестит, и некуда будет деться Кирилле Игнатьевичу. Сечёшь, куда мысль веду?

— Пока нет, Анисим Ильич.

— Эх, молодо-зелено. Ты вот что, Харитон Денисович, поезжай к купцу и предупреди его про капитана. Пусть будет начеку, людишек своих поставит в охранение, да вооружит их. Вот они твое место и сохранят. Дошло?

— Да, — Селезнёв осклабился. И как сам не додумался?

— Чудной ты мужик, Харитон Денисович, — проговорил Кнутов, принимаясь одеваться. — Выполняешь порученное дело прямо любо-дорого. Но только коснется личной инициативы, так у тебя чёрт те что выходит.

— Как же так, Анисим Ильич? — обиделся Селезнёв. — Я же нож Индурова нашёл. И на переправе всё сделал, как нужно. И в лавке про кольцо разузнал.

— Вот переправа — единственное, что ты сделал, как положено… А зачем капитану про колечко-то рассказал?

— Так — реакцию проверить.