S-T-I-K-S. Цвет ее глаз - Аля Холодова

– Хотела.

– Я могу узнать, как называется это место?

– Озерск.

Кваз при этом слове ухитрился присвистнуть, что до этого казалось мне невозможным, уж очень нетипичный для нечеловеческой речи звук.

– Озерск? Надеюсь, ты не думала, что это место создано самим Ульем исключительно ради комфортного проживания рафинированных девушек?

– Нет, я так не думала. Но я знаю, что там очень строго следят за исполнением законов, и их законы мне нравятся. Не знаю, осталась бы там или нет, но в Озерске можно пересидеть какое-то время и осмотреться.

– Это и правда похоже на план. Глуповатый, конечно, или, скорее, полностью безумный, но все же план. Давай Элли, теперь твоя очередь, спрашивай.

– Почему я еду в вашей машине?

– Тебе здесь не нравится?

– Не в этом дело.

– Тогда в чем же?

– До этого дня вы демонстративно держались в стороне от меня. Я даже слышала, что вы обсуждали передачу меня другим людям, позавчерашний случай с господином Царем это подтверждает. Но сейчас все изменилось, я еду с вами почти наедине. Водитель и солдат рядом с ним сидят впереди, они могут нас увидеть только если развернутся и приподнимутся выше спинок сидений. Я уверена, что в таком шуме они ни слова из нашего разговора не услышат.

– Верно – не услышат. Тут хитрая акустика, настоящий мастер делал. Можно кричать и бить в барабаны, все равно впереди ничего не разберут, хотя сплошной перегородки нет.

– Так почему я с вами?

– Я выгляжу плохо, но мне все еще нравится общество симпатичных девушек, хотя причина, конечно, не в этом. Я, Элли, волнуюсь за тебя. Есть немало людей, которых выводит из себя твое присутствие. А еще их провоцирует слабость. Твоя слабость. Они очень не любят азовских и почему-то решили, что ты – лучший объект для вымещения злобы. Даже самый жалкий трус, столкнувшись с вызывающей беззащитностью оппонента, способен проявить агрессию, а этих людей трусливыми не назовешь.

– Я не делала никому из вас ничего плохого.

– Умные люди это прекрасно понимают, но миром правит воинствующая глупость, нам приходится с этим считаться. В лучшем случае ты можешь столкнуться с грубым отношением, ну а в худшем… В худшем, Элли, ты умрешь без малейшей пользы, а это может меня огорчить. Формально ты – мое имущество, если кто-то другой начнет решать жить тебе или умереть, это плохо скажется на моем авторитете. Так что пока ситуация не прояснится, будешь все время находиться возле меня или там, где я скажу. Если без спроса отойдешь на десять шагов, можешь считать это очередным побегом, который я пресеку не самым приятным для тебя способом. Понимаю, что тебе не по душе мое общество, но это для твоего и моего блага, так что придется немного потерпеть ради нас обоих. Ты что-то хочешь сказать?

– Неужели ваши люди настолько неуправляемые? Разве вы не можете просто приказать оставить меня в покое?

– Жиле я лично приказал помочь Лазарю на переговорах с азовскими и слушаться его беспрекословно. Он был разносторонним человеком в плане талантов, это могло пригодиться. Нам и правда не помешает приличная боевая техника, а нынешнее положение азовских таково, что нарисовались неплохие шансы урвать бронированный куш. Но твои хозяева отказали нам наотрез, ограничившись не самой качественной орхидеей. Это был всего лишь торг, но торг нервный и для нас невыгодный, и закончился он оскорбительно. Лазарь даже не успел начать с этим разбираться, как Жила, игнорируя все приказы, проявил инициативу, из-за чего ты лишилась подруги. Так сказать, решил щелкнуть азовских по носу, никого об этом не поставив в известность. Я уже молчу о том, что ему было приказано совершенно другое. Понимаешь, к чему веду? Мы тут одно целое только по названию, а на деле все та же разорванная на едва склеенные клочки Конфедерация, где чуть ли не каждый старается перетянуть одеяло на себя и понимает приказы так, как ему угодно. Временами руки опускаются с дуростью бороться, все силы уходят на никому не нужные дрязги, а не на настоящее дело. Не могу гарантировать, что прямо сейчас очередной «Жила» не заряжает винтовку собираясь отправить на тот свет еще одну орхидею. Так что будешь под рукой, от меня ни на шаг, больше я это не обсуждаю. Теперь мой вопрос – ты знаешь воспитанницу Юми?

– Нет.

– Ее могут звать Юмико или даже Эйко.

– Не слышала о такой. Странные прозвища, похожи на японские имена, а у нас редко используют восточные слова.

– Ты знаешь всех старших воспитанниц?

– По именам – всех. Ни Юми, ни Юмико или Эйко среди них нет.

– А если имя поменяли? Такое бывает?

– Да, бывает. Мне его меняли несколько раз, это решает целая комиссия, у них там длинный список, выбирают из него.

– Я точно знаю, что Юми все еще в Цветнике, она передала мне весточку через Лазаря.

– Пусть полковник Лазарь опишет мне, как она выглядит, может и узнаю. Или нет, он ведь ее видел и должен сам знать, как ее теперь зовут, ему ведь показывали всех орхидей. Или она из фиалок?

– Нет, она орхидея. Лазарь ничего не знает, она провернула это так, что он ее не видел. Просто записка для меня.

– Опишите Юми сами.

– Я не видел ее очень давно, в те времена она была всего лишь маленькой девочкой, не представляю, что из нее выросло, да и память подводит, не припомню детали. Я даже понятия не имел, что ее определили в Цветник. В той записке Юмико просила меня о тебе позаботиться, значит, вы знакомы.

– Посмотрите каталог, в нем есть фотографии всех воспитанниц. Неужели не сможете ее узнать?

– Ее там нет.

– Нет, или не можете узнать?

– Юмико нет в вашем каталоге.

– Но как такое может быть?

– Насколько я понял, орхидей с официально утвержденными избранниками оттуда убирают.

– Но такие надолго в Цветнике не задерживаются. Может ее давно забрали, и она передала записку через воспитательниц?

– Не думаю. Я знаю кто ее избранник, у него не было возможности ее забрать, она все еще у вас.

– И кто ее избранник?

– Крюгер.

– Не припомню такого. Ничего не понимаю.

– Ты и не должна ничего понимать. Я помню ее еще девочкой подававшей большие надежды. У нас был общий знакомый – прекрасный человек. У его жены были глаза почти точь-в-точь как твои. Ты даже представить не можешь, какая это была замечательная пара…

Странно, но ужасающий голос кваза становился все более и более задумчивым, в нем даже временами проскакивало что-то почти человеческое. Господин Дзен будто погружался в себя, при этом с него слетало напускное – то, при помощи чего он старался выглядеть ужаснее, чем на самом деле.

– Знаешь, Элли, этот человек не раз мне помогал, иногда даже стыдно становится, что приходится заставлять себя забыть о нем. Я ведь жизнью ему обязан. Слишком большая душа, это его и сгубило. Постараться выполнить просьбу той, кого он считал почти своей дочерью – самое малое, что могу сделать ради памяти о нем. Такие вот у меня слабости, Элли. Надеюсь, ты не станешь говорить, что мы тут тебя сильно обижали? Заботились как умеем, о своих так не заботимся. Если что-то не понравилось, так это для твоего же блага, к тому же мы не можем совсем уж отделять тебя от всех остальных, у нас, пусть и формально, сообщество равных людей. Я постарался выполнить то, о чем меня попросили в записке. Значит, получается, Эйко ты не знаешь?