Е. П. Блаватская. История удивительной жизни - Сильвия Крэнстон

Прошло полтора года, а её здоровье не сильно улучшилось. Судье Кхандалавале она писала: «Мне осталось жить недолго, и за последние три года я научилась терпению. Моё здоровье поправилось, но вообще-то оно окончательно подорвано. Я чувствую себя хорошо только, когда сижу и пишу. Я не могу стоять или ходить больше минуты». Она страдала от хронического заболевания почек, от которого у неё отекали ноги, а артрит при каждом шаге причинял ей нестерпимую боль в коленях[797].

Некоторым может показаться удивительным, почему Елена Петровна, в молодости обладавшая крепким здоровьем, позволявшим ей находиться в непрестанных разъездах, в зрелом возрасте так часто болела, а последние пять лет жизни и вовсе была практически прикована к креслу, в котором работала. Малкольм У. Браун, автор научных очерков для «Нью Йорк Таймс», рассуждал об этой проблеме применительно к некоторым известным людям в своей статье, опубликованной 10 марта 1981 г. под заголовком «Есть ли в болезни преимущества?». В ней говорится:

В письме своему старому другу, врачу Рудольфу Эрману, написанном приблизительно в 1940 г., Эйнштейн пожаловался на недавний приступ резкой боли в животе. Эти боли время от времени преследовали Эйнштейна в течение тридцати лет, и, хотя врачи предполагали у него нарушения функции желчного пузыря, вылечить их так и не удалось… «Во время подобных приступов, – признался Эйнштейн – мне очень хорошо работается. Воображению не идёт на пользу слишком хорошее самочувствие. По крайней мере, боги, кажется, имеют на мой счёт благие намерения, когда сдавливают мой желчный пузырь…»

Зигмунд Фрейд, тоже страдавший от хронических болей в животе, писал: «Мне давно известно, что я менее продуктивен, когда полностью здоров; напротив, мне требуется некоторая степень недомогания, от которого я стремлюсь избавиться».

Далее Браун рассказывает, что известный британский профессор медицины сэр Джордж Пикеринг в своей книге «Творческий недуг» приводит удивительные результаты исследования болезни, которая сделала Чарльза Дарвина инвалидом до конца жизни.

В пору кругосветного путешествия на корабле «Бигль», которое заняло без малого пять лет, Дарвин, благодаря, по-видимому, крепкому здоровью, переносил тяготы пути куда лучше некоторых других членов экипажа. Однако, когда пришло время обосноваться в Англии, жениться и приступить к работе над эпохальной теорией эволюции, Дарвин заболел. В возрасте 33 лет он начал жаловаться на приступы тошноты, озноба и головокружения, из-за которых нуждался в частых передышках и мог работать всего несколько часов в день. От этих приступов он продолжал страдать последующие 40 сорок лет, до самой смерти. Тем не менее именно болезнь уберегла Дарвина от рассеянности и развлечений, что позволило ему полностью погрузиться в работу.

Подводя итоги своих рассуждений, Браун отмечает: «В действительности, недуг того или иного рода нередко обнаруживается на пике научного творчества учёных, в том числе и в случае с такими светилами, как Достоевский, Пруст, Ван Гог и Берлиоз».

* * *

Графиня Вахтмейстер воссоединилась с Еленой Петровной в конце лета, когда пришло время возвращаться в Вюрцбург. Но было решено остаться в Остенде, поскольку здесь они были ближе к лондонским теософам. Некоторые из них приезжали проведать Е. П. Блаватскую, в частности, Анна Кингсфорд и её друг Эдвард Мейтленд. Графиня пишет:

…Они провели у нас две недели. В течение дня миссис Кингсфорд и Е. П. Блаватская были обыкновенно заняты каждая своей работой, но вечером они вели восхитительные беседы, и я с интересом слушала, как они обсуждают идеи «Тайной Доктрины» с точки зрения восточного и западного оккультизма. Мощные умы этих двух талантливых женщин сплетались в оживлённых дискуссиях, в которых они первоначально отстаивали противоположные взгляды. Постепенно нити их разговора всё более сближались, пока, наконец, они не приходили к единому мнению. Вслед за этим возникали новые темы для разговоров, с которыми они столь же мастерски расправлялись[798].

В этот период была опубликована книга Синнетта «Случаи из жизни мадам Блаватской». В рецензии на неё один писатель отмечает:

Благодаря рассудительности и пронзительной искренности этой книги читатели увидели в Е. П. Блаватской невероятную личность, при этом безмерно человечную и чуткую, всей душой, разумом и сердцем преданную своей священной цели. Эти страницы рисуют образ милосердной воительницы с добрым сердцем, которую не сломили горы ненависти и клеветы. Её жизнь была наполнена удивительными феноменами и таинственными загадками. Книга произвела глубокое впечатление повсюду, придавая положительный оттенок любопытству, возбуждённому отчётом ОПИ, и способствовала тому, что ряды Теософского общества пополнились новыми членами[799].

Работа над «Тайной Доктриной» протекала быстрыми темпами, но Е. П. Блаватская была недовольна чернилами, которые продавались в Остенде. Поэтому она начала производить чернила по собственному рецепту – как когда-то делала в России[800]. По мере распространения слухов о достоинствах новых чернил возникла необходимость в увеличении объёмов производства, и вскоре это занятие превратилось для Блаватской в маленький бизнес. Профессор Д. Д. Бак, член Американского ТО, рассказывает одну историю, о которой он узнал в 1894 г. от графини, когда та читала лекции в Соединённых Штатах[801]. По его сведениям, однажды к Елене Петровне пришла обнищавшая женщина и попросила у неё помощи. Он сообщает: «Глубоко тронутая рассказом несчастной, Е. П. Блаватская запустила руку в глубокий карман просторного платья, в котором любила работать, но он был пуст; она заглянула в ящик своего письменного стола, но и там денег не было. Тогда она вспомнила о чернильной фабрике и окликнула графиню: „Послушай, Констанция! Отдай ей наше чернильное производство; это облегчит её жизнь“. Так и было сделано»[802].

Профессор Бак, известный практикующий врач того времени и знаменитый теософ, рассказывает ещё одну историю из остендского периода: