Немного ненависти - Джо Аберкромби

– Надо… двигать назад. – Юранд. Он тоже задыхался так, что едва мог говорить. Шлема на нем не было, лицо усеивали пятна крови. Он обнял Лео одной рукой, наполовину поддерживая, наполовину опираясь на него сам. – Увести тебя в безопасное место.

– Нет! – прорычал Лео, сперва крепко ухватившись за него, так что мокрые доспехи заскребли друг о друга, потом пытаясь высвободиться, чтобы двинуться дальше. – Мы будем драться!

Тяжелые капли дождя били в землю, отскакивая и разбрызгиваясь. Впереди простиралось пустое пространство моста, разъезженный колесами горб, на котором грудами валялись трупы – истыканные стрелами, пронзенные копьями, распластанные вдоль парапетов, приваленные к ним, висящие на них. И в дальнем его конце, под волчьим штандартом, толпились северяне. Группа воинов, таких же перемазанных грязью, окровавленных и вымокших, как сам Лео, скалящих зубы от ненависти, но уже не способных держать оружие поднятым. Они глядели друг на друга через залитый дождем мост: Лео с друзьями на одном конце, кучка Названных на другом, и среди них высокий человек с длинными намокшими волосами, облепившими ощерившееся лицо.

– Лео дан Брок! – завопил он.

Его влажные глаза были шалыми от боевого безумия, и по золотым украшениям на его мече, и золотым украшениям на его поясе, и золотым украшениям на его доспехах Лео догадался, кто это должен быть.

– Стур Сумрак! – заорал он в ответ, брызгая слюной с оскаленных зубов.

Он попытался протащиться еще на шаг вперед, но Юранд удержал его – или, может быть, поддержал, поскольку только ярость не давала коленям Лео подогнуться.

– Мы не сможем решить наш спор здесь! – рявкнул Сумрак.

Он был прав: их боевой пыл полностью иссяк. Выше, на красном холме, еле видимые сквозь дождь, войска союзников отступали, но люди Стура были не в состоянии их преследовать, а дождь превратил поле сражения в клейкое месиво.

Стур высвободился из рук своих воинов и встал, выпрямившись, указывая на мост перемазанным в крови мечом:

– Уладим это дело по-мужски! На круге! Ты и я!

Лео понял, что ему совершенно наплевать на условия. Все, чего он хотел, это сразиться с этим ублюдком. Порвать его на части голыми руками. А может быть, даже зубами.

Лев сражался с волком в кровавом круге, и лев победил.

– На круге! – проревел он сквозь дождь. – Ты и я!

Форест шагнул в комнату, в своей знаменитой меховой шапке и со своим знаменитым выражением сурового достоинства на лице. Шапку он снял; выражение оставил.

– Ломатели скоро прибудут, ваше высочество.

– Прекрасно, – пробормотал Орсо. – Прекрасно.

Он так часто выражал прямую противоположность своим чувствам, что, казалось бы, должен был научиться делать это более убедительно. Фактически, при мысли о прибытии ломателей у него появилось отчаянное желание выпить. Однако мирные переговоры были назначены на рассвете, что, вероятно, считалось слишком ранним временем даже для маленькой кружки пива или чего-нибудь в этом роде. Орсо надул щеки и испустил озабоченный вздох.

Один из местных воротил предложил для мероприятия свою гостиную, и хотя столы были отполированы до блеска, Орсо находил стулья чрезвычайно неудобными. Или, возможно, дело было просто в том, что он неловко чувствовал себя в роли переговорщика – как, в общем-то, и в любой ответственной роли. Он в тысячный раз нервно обдернул на себе мундир. В безопасной Адуе тот сидел превосходно, но сейчас внезапно начал жать в горле. С извиняющейся улыбкой Орсо наклонился к наставнику Пайку:

– Мне кажется, для пользы дела будет неплохо, если вы, когда они прибудут… возьмете на себя роль злодея?

Пайк смерил Орсо своим испепеляющим взглядом:

– Потому что у меня все лицо в отвратительных ожогах?

– Ну да, и к тому же вы одеты в черное.

Лицо Пайка слегка дернулось – возможно, это даже была улыбка.

– Не беспокойтесь, ваше высочество, у меня есть некоторый опыт в этом амплуа. Не бойтесь заткнуть мне рот, если я поведу себя чересчур мерзко. Мне не терпится увидеть вас в роли героя нашей маленькой пьесы.

– Надеюсь, я буду достаточно убедителен, – пробормотал Орсо, снова поправляя мундир. – Боюсь, я пропустил все репетиции.

Двустворчатая дверь распахнулась, и в гостиную вошли ломатели. Буйное воображение Орсо рисовало их в виде забрызганных кровью фанатиков. Во плоти они оказались, сперва к его легкому разочарованию, а затем даже к немалому облегчению, довольно обыденной группой.

Во главе процессии шел дородный пожилой человек: могучие плечи, мясистые ладони, прикрытые тяжелыми веками глаза. Его взгляд сразу устремился к Орсо и остался там, неколебимый. Следующим был парень с покрытым шрамами лицом, чей взгляд не останавливался ни на чем подолгу: он нервно метался по комнате, обшаривая окна, двери, полдюжины стражников, расставленных вдоль обшитых панелями стен, избегая встречных взглядов. И, наконец, с ними была женщина в грязном пальто, с нечесаной копной тусклых волос, под которыми виднелась самая хмурая гримаса, какую Орсо только доводилось видеть. Собственно, выражение неумолимого презрения в ее голубых глазах более чем слегка напомнило Орсо его мать.

– Милости прошу! – Он попытался изобразить нечто среднее между радушной снисходительностью и непринужденной властностью, но, разумеется, результатом оказалась лишь нервозная неуверенность. – Я кронпринц Орсо, это полковник Форест, командующий четырьмя подразделениями, в настоящий момент расположенными вокруг Вальбека, а это…

– Мы все слышали о наставнике Пайке, – проговорил пожилой мужчина, тяжело опускаясь на стул посередине и нахмуренно глядя через стол.

– Надеюсь, только самое лучшее, – прошипел Пайк, источая угрозу.

Орсо почувствовал, как у него на загривке поднимаются дыбом волоски, даже несмотря на то, что он сидел с той же стороны стола. Если говорить о роли злодея, не могло быть сомнений, что он находится в присутствии виртуоза.

– Мое имя Малмер.

Голос у старого ломателя был настолько же весомым, как и его фигура; каждое слово он располагал так же бережно, как мастер-каменщик выкладывает камни.

– Это брат Цапля, он дюжину лет сражался в армии вашего отца. – Он кивнул в сторону человека со шрамами, потом в сторону сердитой женщины, которая, по всей видимости, с каждым новым вздохом Орсо преисполнялась к нему все более неизмеримого презрения: – А это сестра Тойфель, она дюжину лет провела в тюремных лагерях вашего отца.

– Очень приятно? – неуверенно отозвался Орсо, скорее с надеждой на ответ, чем ожидая его, но Пайк уже наклонился вперед, гневно оскалившись: