Сто лет - Хербьерг Вассму

Йордис по молодости не сталкивалась с подобными трудностями. Она лежала, скорчившись, на диване и боролась со своим. Но Хельга нашла выход из положения. В одну минуту она освободила длинный кухонный стол со шкафчиками внизу. С помощью зеленого мыла и тряпки она превратила его в стол для роженицы. Ватное одеяло, клеенка и простыня, а еще белоснежная подушка для мокрой от пота, мотающейся из стороны в сторону головы.

Эмма из Эврегорда выпрягла лошадь из саней и поставила ее в хлев. Потопталась на крыльце, стряхивая с себя снег, и ее пригласили в гостиную выпить чашечку кофе. Вообще оказалось удобно, что все происходило на кухне и пьющих кофе в гостиной ничто не беспокоило.

Альфред прервал послеобеденный отдых и вышел за масляной лампой. В кухне должно быть светло, решил он. Сеточка прогорела, и ее пришлось заменить. После этого он протер стекло и повесил лампу на крюк, вбитый в потолке. Тяга была хорошая. Лампа пылала.

Дети, Фред и Агнар, вместе с гармошкой и Альфредом были отправлены наверх, в комнату Йордис и Ханса. На кухне жарко топилась черная печь. Из кастрюли с водой уже шел пар. Хельга приготовила чистые простыни и полотенца. Эмма прилегла на диване в гостиной. Повитуха стонала от боли в спине.

Все было готово.

Время от времени до кухни сверху доносились рыдания и смех гармошки. Сначала ритм был беспорядочный, потом непрерывным потоком полилась танцевальная музыка. Тому, кто не мог танцевать, оставалось только покрепче сжать зубы. Во всяком случае, постараться, чтобы все поскорее кончилось.

Иногда наступали передышки, позволявшие жить. Повитуха вспомнила поездку в автобусе, о которой по селению, как чума, ходили страшные слухи.

— С вашей стороны было непростительной глупостью надеть на себя форму Гражданской обороны и открыто сесть в автобус, идущий из Мюре! Немцы могли принять вас за провокаторов! — сказала повитуха и положила руки на трудившийся живот Йордис.

— Люди в автобусе побледнели и замолчали, когда мы вошли, — улыбнулась Хельга.

— Они вас не узнали?

— Нет. Мы натянули на головы чулки и нарисовали себе усы. Переоделись за сараем для соли в Мюре, а усы нарисовали при свете карманного фонарика. У нас были рюкзаки, и когда автобус показался, мы его остановили.

— Да! — простонала Йордис. Как они могут бессердечно болтать о пустяках, когда она так мучается?

— На каждой остановке у меня чуть не разрывалось сердце, я боялась, что из-за сугроба вот-вот выйдут немцы, — продолжала рассказывать Хельга.

— И чем же вам это грозило? — поинтересовалась повитуха.

— Не знаю. Наверное, арестом. А что они могли сделать с двумя женщинами в форме Гражданской обороны? — сказала Хельга и пожала руку Йордис, у которой снова начались потуги. Она обратила внимание на то, что сестре давно следовало остричь ногти.

— Это не немцы рассердились, их в тот вечер в автобусе не было, — помолчав, сказала Хельга.

Потуги немного отпустили.

— А кто же? — спросила повитуха.

— Мой Альфред и Элида, наша мама.

— Я их понимаю, — улыбнулась повитуха.

— Йордис, помнишь, как мы тогда смеялись, когда вернулись домой?

— Мы сидели за этим столом и ели холодного палтуса, — простонала Йордис и хотела засмеяться, но снова начались потуги. Теперь ей было уже не до смеха.

— Но то было прошлой зимой. А теперь на этом столе лежишь ты. Так что давай! Кончай с этим делом. Между прочим, это была твоя выдумка с формой Гражданской обороны. Признайся. Это тебе пришло в голову! — сказала Хельга, она тоже как будто тужилась.

— Осталось совсем чуть-чуть, Йордис. Будь паинькой! А что бы вы стали делать, если бы вас забрали немцы? — спросила повитуха, проверяя, насколько уже вышла головка ребенка.

— Ничего. Мы сделали то, что хотели, — сказала Хельга и стиснула руки Йордис.

— Мужчины, особенно немцы, — глупые создания, — сказала повитуха и застонала из-за своей проклятой спины. Йордис тоже застонала.

— Женщины тоже не намного умнее, — сказала Хельга, поглядев сначала на одну, потом на другую.

Немного запоздав, когда потуги ослабели, женщины засмеялись. Они смеялись так громко, что гармошка наверху вдруг замолчала. Потом заиграла снова. Звуки, доносившиеся с кухонного стола, мало походили на смех.

Повитуха подставила руки и приготовилась. Ждала.

Наконец ребенок выскользнул на свет.

Дитя человеческое.

Головкой вперед. Слава Богу, все оказалось легко и просто.

— Девочка! — сказала повитуха.

— С черными волосиками, — сказала Хельга.

Все прошло как надо. Пуповина была обрезана безупречно.

Неожиданно послышался громкий звериный рев. Все испуганно прислушались.

Из гостиной высунулось сонное лицо Эммы из Эврегорда.

— Корова! — сказала она.

Хельга застыла посреди кухни с простыней в руках.

— Боже милостивый! Ее давно следовало подоить!

— Я займусь коровой, на мне как раз подходящая одежда, — сказала Эмма и выбежала за дверь.

— Вот что бывает, когда рожают в неположенное время! — пробормотала повитуха и отдала ребенка Хельге. А сама занялась уже выходившим последом.

Хельга осторожно положила ребенка в бельевую корзину, которая давно стояла наготове, прикрытая старой простыней.

— Интересно, у нее так и останутся эти длинные черные волосики? — спросила она.

— Скоро она, как и все новорожденные, облысеет, — ответила повитуха. — А там, если ей повезет, волосы вырастут опять.

Альфред и мальчики вереницей спустились со второго этажа. Альфред нес гармошку на груди, залихватски растянув мехи. Согнув колени и согнувшись всем телом над бельевой корзиной, он повел мехи на место. Взметнулись звуки вальса.

— Ты до смерти испугаешь ребенка! — воскликнула Хельга.

Но Альфред не обратил на ее слова внимания, по привычке он подергивал уголком рта в такт музыке. При этом он тихонько посмеивался. Мальчики с удивлением, но не враждебно заглянули в корзину.

Эмма вернулась из хлева и процедила молоко в чулане. Она тоже наклонилась над корзиной со странным выражением лица. Ее лицо казалось загорелым, хотя в это время года солнце вообще не появлялось на небе. Эмма со своей лошадью всегда носились как ветер.

— Йордис, ты родила воскресного ребенка! — воскликнула она и провела рукой по глазам.

— Сейчас я приготовлю бутерброды на всех! — сказала Хельга и принялась за дело.

В тот вечер дети, Фред и Агнар, легли спать поздно. Повитуха решила повременить с отъездом домой, пока не полегчает спине. И когда Альфред снова заиграл на гармошке, Эмма осторожно обняла повитуху и галантно повела ее в танце. Сначала немного скованно, но потом обе с достоинством уже вели каждая свою партию.