Инквизитор. Утверждение правды - Надежда Попова

– Зондера? – скептически уточнил Хауэр; Курт отмахнулся:

– Зондеры тоже люди. Ты выбил из них большую часть человечьих слабостей, но ты не сделал их големами. Они терпят боль, но ощущают ее, они демонстрируют спокойствие, но все ж подвержены тревогам, они выказывают хладнокровие, но и они испытывают страх. Люди слабы. Кто-то умеет подавлять в себе слабости, но изжить их все невозможно.

– И что из этого следует?

– Что приводит людей в отчаяние? – повторил Курт настойчиво и, не дождавшись отклика, сам себе ответил: – Людей приводит в отчаяние страх.

– Страх? – тихо переспросил Фридрих. – Что может испугать бойца зондергруппы настолько, чтобы он… я не имею иллюзий на счет собственной ценности в глазах каждого жителя Империи… но все же я ценный проект, необходимый организации, которой служит в том числе и каждый из них. Чем можно испугать его так, чтобы собственными руками отправить в небытие планы многих десятилетий? Фактически поставить под угрозу будущее благополучие Конгрегации?

– Чем, Бруно? – не оборачиваясь, окликнул Курт, и помощник, помедлив, отозвался, тоже отчего-то понизив голос:

– Семья.

– Сколько, кроме Йегера, семейных среди присутствующих в лагере зондеров, Альфред?

– Никого… – так же тихо ответил тот. – При подборе смотрели на таланты, само собой, но и этот факт тоже держали в уме… работенка опасная…

– То есть при наборе людей в зондергруппу, – уточнил фон Редер, – учитывают семейное положение? И из двоих равных изберут неженатого сироту?

– В первую очередь важны умения, – позабыв на сей раз неприязненно покривиться, ответил Хауэр. – На них и смотрим. Предпочтительно, чтобы боец был одинок, однако не станем отказывать лишь из-за того, что он женился или у него живы родители или братья. Из тех, что остались у места службы, с семьями еще двое: один отца содержит на свое жалованье, другой года три назад женился… Но сие редкость. Потому еще, что большая их часть – макариты в прошлом. И среди присутствующих – лишь один такой…

– А если вы ошиблись, майстер инквизитор, – продолжил барон настойчиво. – Если не страх, а деньги? Или – если идея? Ведь я знаю, что средь ваших служителей уж как-то обнаруживали предателя, и даже арестовать его не смогли, ибо он наложил на себя руки. Перед смертью, говорят, улики уничтожал, пока ваши зондеры ломились в дверь, бумаги жег… Рисковал ведь, что не успеет, что его возьмут и отправят на костер, и все ж усердствовал. Такое делают не за деньги и не из страха (что ему станется после смерти), а из преданности. Такого вы не предполагаете?

– Предполагаю и такое, – кивнул Курт, – однако сперва испробую эту версию. Коль скоро она всплыла в моем мозгу. Если я ошибусь… если ошибусь – тогда и стану думать над тем, как поступить дальше. Но intuitus подсказывает мне…

– Да черти б взяли вашу интуицию, майстер инквизитор, если она спугнет нам виновника!

– Я пропущу мимо ушей явно не приличествующее этим стенам высказывание, господин барон, и перейду к сути. Спугну? Как и чем? Разве им не известно и без того, что я подозреваю их – каждого? Известно. Известно и то, что на сей момент я не разгадал еще, что к чему, и не имею версий. Если я ошибусь, это ничего не изменит.

– И как же вы намерены проверять свою теорию?

– Мне снова нужен ваш человек. Пусть он и Альфред отправятся в комнату, где обитает Хельмут Йегер, и приведут его… Ведь вы же не дадите мне побеседовать с ним с глазу на глаз?

– Разумеется, нет!

– Так я и думал; посему для разговора его лучше пригласить в одну из пустых комнат.

– Для чего?

– Для того, – терпеливо пояснил Курт, – чтобы вы могли присутствовать. Остаться с ним один на один мне необходимо, но вы этого не допустите, а следственно, надо сделать так, чтобы он не видел вас. Логично было бы для беседы наедине препроводить его в наше с Бруно обиталище, но там лишь одна комната. Здесь их две, однако здесь он сразу заподозрит неладное. Вывод: Альфред выделит нам одну из пустующих, так же состоящую из двух, как и эта.

– Я тоже хочу присутствовать, – негромко, но решительно произнес Фридрих. – И не возражайте. Я имею на это право, коли на то пошло, большее, чем Ульбрехт. Речь идет о человеке, пытавшемся меня убить, и я хочу знать почему.

– Хорошо, – согласился Курт, поднявшись. – Не вижу препятствий… Альфред? Нам нужна комната.

* * *

– Вы будете здесь, – твердо распорядился Курт, распахнув дверь. – И ни звука.

Комната, которую предоставил в его распоряжение Хауэр, была действительно в точности такой же, как и отведенная наследнику, с такой же смежной комнатушкой, разделенной дощатой стеной и дверью. Вокруг пахло пылью и холодным камнем; принесенный и установленный Бруно на столе светильник озарял лишь часть комнаты – сам стол и крохотный пятачок вокруг.

– С собой вам огня не дам, – продолжил Курт, отступив в сторону и позволив фон Редеру с наследником пройти. – Дверь останется раскрытой, посему ведите себя тихо.

– Зачем – раскрытой? – спросил Фридрих, зябко поеживаясь; Курт кивнул, давая понять, что вопроса этого ждал:

– Поясню. Закрытая дверь пробуждает подозрения, что там, за нею, кто-то есть. Это таится в наших мыслях с детства, мы этого ждем – предрассудочно, безотчетно. А здесь сейчас появится человек, который научен думать так ежечасно, и ежеминутно он ищет подвоха и ждет нападения уже вполне осмысленно – его на это натаскивали. При раскрытой же двери он будет видеть пустую комнату. Однако тишина должна быть полнейшая. Еще эти люди научены слышать, как ходят стриги; помните об этом и не вздыхайте лишний раз.

– И это еще одна причина, по каковой я полагаю присутствие Его Высочества излишним, – заметил фон Редер; Курт отмахнулся:

– Будем полагать это его первым экзаменом… Бруно? Ты с ними. Я должен быть один. Устройтесь удобнее, так, чтобы не было нужды перетаптываться и менять позу; не приведи Господь, скрипнет сапог или зашуршит одежда.

Фон Редер покривил губы, оглядев темноту вокруг себя; видно, натуре потомственного рыцаря, пусть и отметившего себя на поприще разбойных деяний, претило хорониться по углам, точно шпиону или вору. Бруно попросту уселся на пол в углу, и Фридрих, помедлив, последовал его примеру. Фон Редер остался стоять, прислонясь к холодному камню плечом, скрестив руки на груди и скорчив недовольную мину.

– Вы воспитывались без отца, господин барон? – спросил Курт, глядя, как тот пытается утвердиться поудобнее; фон Редер застыл, нахмурившись, явно растерявшись и не зная, как реагировать на такую бесцеремонность.

– Что?! – выдавил он сквозь стиснутые зубы. – Вы себе что позволяете, майстер…

– Да, – ответил вместо него наследник, и Курт кивнул, отойдя к столу и усевшись чуть поодаль от светильника:

– Я так и понял.

– Что за… К чему этот вопрос? – возмущенно выговорил королевский телохранитель. – Что за гнусные намеки!