Федерико Гарсиа Лорка. Стихотворения. Проза. Театр - Федерико Гарсиа Лорка

Автор. Страх перед подделкой!

Слуга. У меня в кафе светло.

Автор. Здесь нечего бояться.

Слуга. Да, конечно!

Автор. Пьяных у вас много?

Слуга. Да.

Автор. И о чем говорят?

Слуга. Всякое – чего пьяный не скажет! Мальчонку вчера привели да индюка. Поспорили – кто раньше опьянеет. Мальчишке коньяк дали, а индюку – анисовой и табака накрошили. Потеха! Мальчонка сразу опьянел – об стену стал головой биться. А индюку после горло бритвой перерезали, изжарили и съели.

Юноша. Вы слышите? А расскажите ему душещипательную историю – и он зарыдает! Сцена нужна, сцена! Иначе крах.

Автор. И вы не вмешались?

Слуга. Я должен быть приветлив с гостями.

Автор. И не боялись?

Слуга (смеется). Кого ж бояться? Мальчонка да индюк! Ему уж горло режут, а бритва тупая попалась, так еще рюмочку в клюв влили. С полчаса возились.

Автор. Довольно!

Слуга. Испугались? Это что! А вот на карнавале… В прошлом году пьяный пришел, на скрипке стал играть. До сих пор смех берет, как вспомнишь! Скрипку-то сам смастерил – кота на стиральной доске распялил, лапы прибил, а вместо смычка – терновый прут. Как он им по коту пройдется – тот вопит что есть мочи. Под эту вот музыку две женщины у нас танцевали, одеты обе хорошо, лучше некуда – в шелках. Одна – Пьеро, другая – Коломбина.

Юноша. А спойте ему какую-нибудь пошлость – и он прослезится!

Автор. Вы уходите?

Юноша. Я хочу предостеречь вас. Иные сделают вид, что все понимают, и назовут это дикостью, извращением или как-нибудь еще… и перевернутся на другой бок, чтобы спалось получше.

Автор. Надо их разбудить, открыть им глаза, даже насильно!

Юноша. Зачем?

Автор. Чтобы видели.

Юноша. А я уверен, что сонные, с убогой, едва проросшей совестью, знавшей одни условности, они тоже схватятся за терновый прут – остервенело пилить распятого котенка.

Слуга. А чего с котом церемониться? С котами шутки плохи – детей царапают и хозяев не любят.

Автор (Юноше). Я не хочу никого учить. Я только хочу, чтобы знали правду. А он говорит правду.

Юноша. Не всю.

Автор. Конечно, не всю. Потому что многое от него скрыто. Нужны мощные прожекторы, чтобы жечь и крушить сердца. (Слуге.) Вы свободны.

Слуга уходит.

(Обернувшись налево.) Нет! Я же запретил тебе приходить! Я не хочу тебя видеть! Я устал от лжи!

Слуга (входя). Сеньор.

Автор. Да?

Слуга. Не могли бы вы распорядиться, чтобы включили свет?

Автор. Зачем?

Слуга. Не знаю, как выйти.

Автор. Иди налево по коридору, подымешь занавес, пройдешь репетиционный зал – там лестница и выход.

Слуга. Я…

Автор. Что ж ты стоишь?

Слуга. Боюсь. Надо пройти по туману – он там, на полу, потом еще две птицы в нише, они большие…

Автор. Зажгите свет! Не бойся! Смотри – это тюль, крашеная бумага.

Слуга. Да. А кажется – настоящие.

Автор. А если бы настоящие?

Слуга. Ну! Если бы настоящие, я б им пулю влепил!

Юноша. Браво! Как же иначе?

Слуга уходит. Слышны три громких удара. Занавес с немыслимой башней падает.

Суфлер (входя). Сеньор режиссер, вы придете на репетицию?

Автор. Нет. Что репетируют?

Суфлер. «Сон в летнюю ночь».

Автор. Люди рыдают над «Отелло», смеются над «Укрощением строптивой», но «Сна в летнюю ночь» не понимает никто – смеются. Может, и к лучшему. Вы знаете, о чем это?

Суфлер. Я суфлер. Но объяснить… затрудняюсь.

Автор. Смутная история.

Суфлер. Смешная!

Автор. Нет, совсем не смешная. Это пьеса о том, что любовь, всякая любовь – только случайность и совсем не зависит от нас. Люди засыпают, приходит Пэк, дает им понюхать цветок, и, проснувшись, они влюбляются в первого встречного. Так царица фей, Титания, полюбила землепашца с ослиной головой. Это страшная правда, она чревата самоубийством – столько в ней разрушительной силы… А мир сейчас, как никогда, нуждается в утешительных, созидательных правдах. Нельзя думать все время об одном человеке, надо подумать и об остальных. Я не пойду.

Суфлер. А как изобразить ветер в лесу?

Автор. Как хотите. Песней без слов. Оставьте меня в покое. Я последний день в театре.

Актриса (в костюме Титании, входя). Лоренцо! Лоренцо! Что же ты не идешь? Я не могу без тебя играть. Я ищу тебя по подвалам, а могла бы любоваться восходом, бегать босиком но траве!

Автор (резко). Откуда эта фраза? Из какой пьесы?

Актриса. Ни из какой. Я говорю ее впервые.

Автор. Ложь. Если бы это тело было твоим, я взял бы кнут и хлестал, пока не добился бы правды.

Актриса. Лоренцо.

Автор. Если ты думаешь, что костюма Титании достаточно, чтобы я потерял голову, ты ошибаешься. Завтра ты вырядишься нищенкой, послезавтра – герцогиней, потом – змеей из сказки поэта-пустобреха!

Актриса. Я знаю одно – я люблю тебя. Возьми кнут, хлестни меня, и ты увидишь багровый след, возьми шило, воткни мне в грудь, и ты увидишь струйку крови. Ха-ха-ха! И если ты жаждешь крови – пей! И мне оставь немножко.

Автор. Фальшь!

Актриса. Конечно, фальшь. (Обнимает его.) Я стою здесь, а все-таки я там, у тебя в глазах – в каждом, маленькая и разная. Если снег боится огня, то как же твои зубы, такие холодные, терпят жар твоих губ? Фальшь! Если бы ты был конем… Когда светает, они рвутся в сумерки стойл, к кобылицам.

Автор. Оставь меня!

Актриса. Ха-ха-ха! Ты медведь. Ты мне не веришь? Ни единому слову? Так задуши меня и услышишь на своей косматой груди мои предсмертные хрипы. Раньше мне нравилась гладкая кожа. Теперь – нет. Жесткая грива, увязший в грязи пригород и пастушья кошара.

Автор. Не думай, что перемена вкусов нас сблизит. Я не разделяю твоих пристрастий. С меня довольно тебя, твоего общества, твоего непостоянства.

Актриса. А если бы я была уродливой, жалкой, такой, какие тебе нравятся – прокаженной, – ты бы меня не гнал? Нет? Ты ведь мой. Если бы мне умереть в лазарете, рядом с тобой!