Агнец - Кристофер Мур

Мэгги отпустила наши загривки и встала перед нами, ухмыляясь, как безумица. Джошуа посмотрел на нее, потом — на меня.

Я пожал плечами:

— Я тебе говорил: она всегда права, она умнее нас с тобой.

— Я знаю, — сказал Джош. — Только не уверен, смогу ли вынести эту вашу правоту в один день. Мне нужно время — подумать и помолиться.

— Ну так иди, — сказала Мэгги и напутственно взмахнула рукой.

Я смотрел, как мой друг уходит в деревню, и понятия не имел, что делать. Потом повернулся к Мэгги:

— Ты слышала его прогноз на Песах? Она кивнула:

— Я так понимаю, ты ему и слова поперек не сказал?

— Я просто не знаю, что сказать.

— Мы должны его отговорить. Если он знает, что его ждет в Иерусалиме, зачем туда переться? Почему б нам не пойти в Финикию или Сирию? Благую весть он даже в Грецию понести может — и будет в полной безопасности. Там, куда ни плюнь, пророки бегают и чего-то проповедуют. Взять того же Варфа с его киниками.

— В Индии мы с ним попали на фестиваль Кали. Это такая богиня разрушения, Мэгги. Кровавее я в жизни ничего не видал. Там резали тысячи животных, рубили головы сотням людей. Весь мир омылся липкой кровью. Мы с Джошем спасли там несколько детишек, чтобы с них заживо кожу не содрали. Но когда все закончилось, Джош сказал: хватит жертв. Хватит.

Мэгги смотрела на меня так, будто ждала продолжения.

— И? Это ведь ужас. Каких еще слов ты от него ждал?

— Он не мне говорил, Мэгги. Он с Господом разговаривал. И мне кажется, это была не просьба.

— Ты хочешь сказать, он считает, что отец желает убить его за то, что он хочет что-то изменить, а избежать этого нельзя, ибо такова Божья воля?

— Нет, я хочу сказать, что он позволит себя убить, только чтобы доказать отцу, что все нужно менять. Не собирается он ничего избегать.

Три месяца мы просили, умоляли, увещевали, взывали к разуму, рыдали, но не могли отговорить Джоша от похода в Иерусалим на Песах. Иосиф Аримафейский прислал известие, что фарисеи и саддукеи по-прежнему плетут козни, а Иаакан выступил против сторонников Джоша во Дворе язычников за стенами Храма. Но угрозы лишь укрепляли Джошеву решимость. Нам с Мэгги пару раз удавалось даже связать его морскими узлами и принайтовить тросами к лодке — мы научились у братьев-рыбаков Петра и Андрея, — но оба раза через несколько минут Джош появлялся с тросами в руках и говорил, например:

— Узлы хорошие, да узы гниловаты, правда? Перед самым выходом в Иерусалим мы с Мэгги распсиховались.

— Насчет казни он мог и ошибаться, — говорил я.

— Мог, — соглашалась Мэгги.

— А на самом деле? То есть ты как считаешь — ошибся?

— Я считаю, меня сейчас вырвет.

— Сомневаюсь, что это его остановит.

И не остановило. Назавтра мы вышли в Иерусалим. По пути решили передохнуть в городке Вефсамис на берегу реки Иордан. Мы сидели — мрачные и беспомощные — и смотрели на поток паломников, что тянулся по берегу, и тут из колонны выскочила какая-то старуха и принялась клюкой молотить расположившихся на отдых апостолов.

— А ну пошли прочь с дороги, дайте-ка мне вон с тем парнем поговорить. Подвинься, дурында, тебе помыться бы сперва не мешало. — И она двинула Варфоломея по голове, а его четвероногие друзья вились вокруг, стараясь цапнуть ее за пятки. — Слушай сюда, я старая женщина, я должна увидеть этого Джошуа с Назарета.

— Только не это, мамуля, — взвыл Иоанн.

Иаков попытался было остановить ее, но она замахнулась на него.

— Чем я могу помочь тебе, матушка? — спросил Джошуа.

— Я жена Зеведеева, мать вот этих оболтусов. — Она ткнула клюкой в сторону Иоанна с Иаковом. — И я слыхала, ты вскоре идешь в какое-то царство.

— Коль суждено, так и будет, — ответил Джош.

— Так вот, супруг мой покойный, Зеведей, упокой Господи его душу, оставил этим охламонам очень хорошее дело, прибыльное, а они за тобой вприскочку носятся и дело свое совсем на мель посадили. — Она оборотилась к сыновьям: — На мель!

Джошуа коснулся ее руки, но спокойствие, что обычно снисходило на людей, когда он их трогал, тут никуда не снизошло. Госпожа Зеведей отпрянула и едва не заехала Мессии клюкой по голове.

— Ты мне тут руки не распускай, господин Говорун. Мои оболтусы ради тебя отцовское дело испохабили, поэтому сейчас ты мне должен гарантию дать взамен: скажи, что сии два сына мои сядут у тебя один по правую сторону, другой по левую в царстве твоем. Вот так будет честно. Мальчики-то они у меня хорошие. — Она повернулась к Иоанну с Иаковом: — Будь ваш папочка жив, он бы в гробу перевернулся от того, что вы натворили.

— Но, матушка, не от меня зависит, кто у трона сидеть-то будет.

— А от кого?

— Э-э… от Господа Бога, отца моего.

— Ну так иди и спроси у него. — Старуха оперлась на клюку и принялась нетерпеливо пристукивать ногой. — Я подожду.

— Но…

— Ты откажешь умирающей женщине в последней просьбе?

— Так ведь ты не умираешь.

— Ты меня уже убил. Иди, уточняй. Мигом. Джошуа беспомощно оглянулся на всех нас. И все мы отвели глаза, ибо все мы были трусами. Да и справляться с еврейскими мамочками толком никто не научился.

— Уточнять мне придется вон на той горе. — И Джошуа показал на самый высокий пик в округе.

— Ну так топай. Или хочешь, чтоб я тебе тут на Песах опоздала?

— Ага. Ну да. Значит, это… ладно. Топаю и уточняю. Уже пошел.

Джош медленно попятился, а затем эдак бочком неуверенно побрел к горе. Кажется, называлась она гора Фавор, — впрочем, не уверен.

Госпожа Зеведей накинулась на сынов своих так, будто цыплят с огорода шугала:

— А вы что, столбы соляные? Ступайте с ним. Петр расхохотался, и старуха вихрем развернулась к нему с клюкой наготове, чтоб выпустить ему мозги из черепа. Петр моментально сделал вид, что на него напал кашель.

— Я тоже лучше схожу с ними… э-э… вдруг им свидетель понадобится, — выдавил он и поспешил вслед за троицей.

Старуха зыркнула на меня:

— А ты чего смотришь? Думаешь, их родишь, и все — больно уже не будет, раз они от тебя отселились? Как бы не так. Что б ты понимал, а? Разбитому сердцу уже все едино.

Их не было всю ночь — целую долгую, нескончаемую ночь, за которую мы узнали всю подноготную Зеведея, отца Иоанна с Иаковом. Очевидно, обладал он мужеством Даниила, мудростью Соломона, силой Самсона, рвением Авраама, красотой Давида и снастями Голиафа. Упокой Господи его душу. (Забавно, что Иаков всегда описывал папочку эдаким щуплень-ким шепелявым червячком.) Когда из-за гребня показалась наша четверка, мы вскочили на ноги и кинулись их приветствовать. Я б лично донес их сюда на своих плечах, если бы старуха от этого заткнулась.