Сибирская трагедия - Дмитрий Барчук

Отплыв подальше, он позволил себе немного отдохнуть. Перевернулся на спину и осмотрелся. Взору открылась невероятная картина. Вся береговая линия была усеяна маленькими и большими гостиницами, по форме напоминавшими пагоды. Ухоженные пляжи перемежались с изысканными парками. У причалов покачивались дорогие яхты, парусники и катера. С одного из них отчалил и направился в его сторону катер. Состязаться с ним в скорости было бесполезно, он продолжал лежать на воде и смотрел, как летит чудо иностранной инженерной мысли.

Это был полицейский катер, и на нем развевался белый флаг с красным кругом посередине, символизирующим восходящее солнце. Положение было безнадежным, но без боя сдаваться врагу не хотелось.

Нервы японцам он потрепал изрядно: подныривал под их катер и появлялся всякий раз с неожиданной для полицейских стороны. Их самурайскому терпению пришел конец, и один из полисменов сунул в воду какую-то трубу, в тот же миг его так шандарахнуло, что он тут же отключился.

Очнулся уже на палубе. Узкоглазый врач проверил пульс и, убедившись, что он еще жив, выругался и брезгливо откинул руку.

– Кто вы и откуда? Как вы оказались на территории заповедника? Из какого лагеря сбежали? Вы имеете вид на жительство на территории Японской империи?

Полицейский в солнцезащитных очках склонился над ним и продолжал сыпать вопросами. От них он был не в меньшем шоке, чем от электрического разряда. Он не знал, что отвечать.

– Вам лучше самому во всем признаться. Это ваш последний шанс уменьшить себе наказание. Нам достаточно снять отпечаток вашего пальца, и мы сами узнаем все про вас, но тогда можете не надеяться на милость императора.

– Я, правда, ничего не знаю, – выдавил он из себя.

– Хорошо, – согласился говорящий по-русски японец. – Вы сами выбрали свой путь.

Он поднес указательный палец его правой руки к какому-то прибору, и тотчас на мониторе замельтешили колонки цифр, но в итоге компьютер выдал огромный знак вопроса.

– Странно… – удивился полицейский. – Неужели вы к нам пожаловали из‑за Уральских гор? Но и это не проблема. С высокого позволения канцлера Третьего рейха у нас есть доступ и к германской информационной базе на неграждан. Сейчас пошлем ваши отпечатки в Кенигсберг и через минуту получим ответ. Я вам не завидую. Депортация в Третий рейх для вас гораздо хуже, чем японский концентрационный лагерь. Так бы хоть послужили науке. На вас провели бы какой-нибудь опыт по испытанию нового лекарства. Могли бы даже стать донором для хороших людей: отдать почку или печень, если, конечно, они у вас здоровы. А немцы только называют себя европейцами, в своем развитии они застыли на уровне великой войны. Кроме топки крематория они больше ничего не придумали…

Сергей Коршунов не дождался ответа из Третьего рейха. Укол медсестры вернул его в реальную жизнь. Он открыл глаза и чуть не заплакал от счастья, увидев перед собой милое веснушчатое личико молоденькой медсестры с носом-картошкой и туго заплетенными в косу русыми волосами.

– Где я? – прошептал он пересохшими губами.

– В очень хорошей клинике, – ответила медсестра, подсоединяя его к капельнице. – Здесь лучшие в области наркологи.

– Так, значит, это была только белая горячка? – облегченно произнес больной.

– Ничего себе – «только»! – возмутилась медсестра. – Вас, можно сказать, с того света вернули. Это же надо было столько пить! Если б не родственница, заплатившая кучу денег за ваш перевод сюда, вы б точно в диспансере уже умерли и жарились бы, как все алкоголики, в аду на сковородке. Тут-то вас выходили. Только вот надолго ли?

– Какая родственница?

– Ну эта, из Канады. Молодая такая, пробивная. Каждый день вас навещала, пока вы были в коме. Сядет возле кровати и плачет. Ох как мне жалко было ее, горемычную… – запричитала девчушка, а потом добавила по секрету. – А еще мне показалось, что это она нарочно назвалась вашей родственницей, а на самом деле никакая не родственница, а ваша тайная поклонница. Однажды я видела краем глаза через щелку, как она вас целовала, когда в палате никого не было. Родственницы так мужчин не целуют. Только я одного не могу понять – зачем такой молодой, красивой, богатой иностранке сдался старый и больной русский алкаш?

Разговорчивая сестричка умолкла на полуслове. Дверь в палату отворилась, и в нее вошли мужчина в белом халате, по всему виду лечащий врач, и Жаклин. Она тоже была в белом, только не в больничной одежде, а в тонком летнем костюме из дорогого хлопка. Увидев, что Сергей пришел в сознание, она просияла, но по-родственному сдержанно произнесла:

– Ну слава богу! Оклемался, племянничек. Будешь теперь знать, как водку без меры пить. Вот даже доктор говорит: еще бы чуть-чуть, и современная медицина была бы бессильна.

– Да-да, – подтвердил ее слова нарколог. – Интоксикация организма достигла предела. Летальный исход был весьма возможен.

Но Коршунов не слушал его. Он зачарованно смотрел на Жаклин.

– А я и хотел умереть, – прошептали его пересохшие губы. – Мне было очень плохо без тебя. Плохо и стыдно.

– Пустое! – небрежно отмахнулась тетка. – Как говорят у вас в России, кто старое помянет, тому глаз вон.

Она подошла к его изголовью, нагнулась и поцеловала его в горячий лоб. А потом прошептала в самое ухо:

– Если еще раз увижу тебя с какой-нибудь теткой, сердце тупой ложкой выну, балда.

Потом еще раз поцеловала. Теперь в небритую щеку.

– Как ты здесь оказалась? – спросил он.

– Прилетела на самолете.

– А виза? Как ты получила российскую визу?

– Я приехала на стажировку в ваш университет. А преподаватель из Томска улетел в Монреаль. Это обычная университетская практика – обмениваться научными сотрудниками.

– А я подумал, что ты прилетела ко мне, – разочарованно прошептал Сергей.

– Ты самый настоящий балда! – она вновь употребила понравившееся словечко. – Да, я специально организовала этот обмен, чтобы увидеть тебя. Сердце ныло. Как видишь, не зря. Вовремя успела. И я должна была привезти тебе окончание рукописи!

– Сколько ты здесь еще пробудешь? – спросил Коршунов повеселевшим голосом.

– Выходить тебя успею.

Но тут в их разговор вмешался врач:

– Прошу вас заканчивать свидание. Больной еще слишком слаб.

Жаклин послала Сергею воздушный поцелуй и вместе с доктором удалилась из палаты. А медсестра еще долго ломала голову: кем же приходится алкоголику эта прекрасная иностранка?

Сергей быстро пошел на поправку, и уже через три дня заговорил о выписке. Доктор вначале упрямился, но, видя, что больной выздоравливает, согласился.

Жаклин приехала за ним на такси с огромным букетом роз и большущим пакетом из непрозрачного полиэтилена. На удивление Сергея, цветы она вручила не врачу и даже не медсестрам, а ему. Врач довольствовался коньяком, а медсестры – конфетами. За его лечение она еще заплатила реабилитационному центру кругленькую сумму.