Покушение на Сталина. Дело Таврина-Шило - Игорь Ландер

Окончательное решение принималось лишь после завершения радиоигры, при этом учитывалось стремление двойников быть полезными контрразведке, степень их откровенности, инициативность и ряд других факторов. Нормативные документы по ведению этих оперативных мероприятий издавались с расчетом исключения возможности ухода от возмездия действительно опасных преступников. Теоретически агентов полагалось перевербовывать только при соблюдении пяти обязательных условий:

1. Явка с повинной должна быть действительно добровольной, а не вынужденной или запланированной по легенде.

2. Агент дал подробные показания о себе и о других агентах.

3. Показания агента не вызвали сомнений.

4. При допросах других агентов не выявилась его изменническая деятельность в лагерях, разведшколе или на оккупированной территории.

5. Агент переброшен через фронт не ранее чем за 2–3 месяца до явки с повинной и имеет хорошую зрительную память.

При невыполнении хотя бы одного из перечисленных условий после допроса агенты передавались военным трибуналам для вынесения приговора. Безусловно, в особо ответственных ситуациях, суливших серьезные оперативные выгоды, иногда поступали иначе. Как видим, в случае с Тавриным пункт 3 не выполнялся, о чем вспоминает в своей книге и Тарасов. Однако данная ситуация была и в самом деле исключительной, и на это следовало закрыть глаза. Показания арестованного агента относительно полученного им в «Цеппелине» задания с учетом масштаба объектов покушения нельзя было не то что проигнорировать, но даже воспринимать скептически. Все сомнения следовало отложить на будущее. Ведь в пользу серьезности намерений немцев говорило буквально все: и необычные компоненты экипировки агента, и уникальность доставившего Таврина и Шилову самолета, и совпадение некоторых сообщенных ими на допросах деталей с общей обстановкой. Это сейчас мы можем спокойно и непредвзято оценивать достоверность показаний, неторопливо высказывать критические мнения о подготовке и оснащении агентов, негативно отзываться о плане покушения. А в сентябре 1944 года прямой обязанностью органов госбезопасности являлось стремительное и даже, возможно, неадекватное реагирование на обозначившуюся угрозу жизни Верховного Главнокомандующего и еще трех высших лиц из советской иерархии. И такая реакция действительно последовала, как видно из совершенно экстраординарных мер безопасности в форме разыскных и заградительных мероприятий, предпринятых в Москве и ее окрестностях в ожидании второй или даже третьей групп террористов, поскольку никто не мог гарантировать, что СД не продублировала первую пару агентов-боевиков.

Перевербованный агент-радист и его контролер во время сеанса связи

Вопрос о прегрешениях Таврина-Шило следовало решать позже, задача обеспечения безопасности высшего руководства страны, составным элементом которой должна была стать радиоигра, имела безусловный приоритет. Решение это было на тот момент правильным и своевременным. И уж, безусловно, невзирая на некоторое несоответствие данного случая канонам начала радиоигр, использование пойманного агента для предотвращения покушения было абсолютно оправданным. Но для его осуществления, как мы помним, требовалось временно приостановить следствие и дать агентам хотя бы призрачные надежды на сохранение их жизней. Впрочем, в ходе радиоигры остановились только действия, имевшие процессуальное значение, а расследование продолжалось на оперативно-разыскном уровне. Конечно, в этой ситуации допросы Таврина в качестве обвиняемого были юридически ничтожны и теоретически не могли быть приняты во внимание будущим судом, но в те далекие годы это можно было смело проигнорировать.

Использовавшиеся в радиоиграх перевербованные агенты давали письменное согласие на сотрудничество с советской контрразведкой, в котором отмечался его добровольный характер, а также обязанность добросовестно выполнять поручения и хранить все в строжайшей тайне. Агент письменно подтверждал, что понимает последствия разглашения секретной информации, попыток обмана и особенно предупреждения германской стороны о проводимой радиоигре, вплоть до ВМН. И нигде, ни в одном документе, спецслужбы не обещали агенту сохранение жизни. Устно его информировали о том, что решение будет принимать суд, который, безусловно, учтет искреннее и добровольное сотрудничество с контрразведкой как смягчающее обстоятельство.

Для перевербованных агентов практически всегда это оказывалось очень полезным. При условии их добросовестного и честного сотрудничества некоторые из них избежали даже уголовного преследования или наказания, связанного с лишением свободы. Известны случаи, когда по итогам операции двойникам вручались государственные награды. При изучении архивных документов по данному контингенту в их следственных делах нередко присутствуют записи такого содержания:

«14 февраля 1956 года Постановлением военного прокурора отдела ГВП уголовное дело на … (фамилия опущена в соответствии с обещанием, данным автором сотрудникам архива. — И.Л.) на основании Указа Президиума Верховного Совета СССР от 17 сентября 1955 года было прекращено»[217].

Ни один из таких двойников не был казнен, за исключением, разумеется, двурушников или трусов. Никто, кроме описываемой пары, которую после лихорадки начального этапа следствия контрразведчики даже не рассматривали как серьезных агентов. Трудно сказать, с какого момента чекисты убедились, что Шило-Таврин является, так сказать, дутым, фальшивым террористом. Однако отсутствие рвения в ведении следствия, что ясно видно из материалов дела, было несомненным. А поскольку покушение на Сталина было не тем случаем, по которому следователю простили бы халатность или пассивность, следует констатировать, что легковесность и поверхностность задания агентов для контрразведчиков были очевидны.

Но это не оказало ни малейшего воздействия на ход радиоигры через агентурный передатчик «Туман» (первоначально «Семейка») с использованием перевербованных агентов-террористов. Впрочем, при детальном рассмотрении радиограмм, которыми обменивались противники, становятся очевидными как формальный характер ее проведения с советской стороны, так и понимание сути происходивших событий — с немецкой. Из материалов дела литер «Э» № 308 видно, что агентурный передатчик с позывными «350», как обозначался в «Цеппелине» Таврин, появился в эфире 27 сентября 1944 года. Естественно, под контролем «СМЕРШа». Столь длительная задержка должна была неминуемо насторожить немцев. Скорее всего, именно так и произошло, и радиоигра оказалась скомпрометированной с самого начала. Теоретически Шилова вообще не должна была без надобности появляться в эфире, но если бы она и вышла, то в самые ближайшие после высадки сутки-двое с докладом о благополучном прибытии, после чего ей следовало затаиться и не выходить на связь без серьезной надобности. О компрометации игры можно с уверенностью утверждать еще по одной причине. Как сообщают В. Макаров и А. Тюрин, в материалах имеется упоминание об условном сигнале о провале, известном только Таврину, но не радистке. Контрразведчики выяснили этот факт лишь некоторое время спустя, да и то, по их мнению, фигурант отказался полностью раскрыть его. Естественно, ни о какой настоящей радиоигре в этих условиях говорить было нельзя.