Музыка сфер - Элизабет Редферн

— Мистер Эбси… Вы здесь, сэр? Вас спрашивают…

Он не ответил. Она подергала ручку двери и ушла. Он услышал, как она разговаривает с кем-то в прихожей внизу.

Он начал расхаживать по комнате, считая проходящие минуты. Времени у него оставалось мало, если он все-таки надеется посчитаться с убийцей своей дочери. И он очень опасался, что у Александра времени не остается совсем.

Мы теперь видели их всех, как они движутся по своим намеченным путям. Лето миновало свой зенит. Меркурий, быстрый вестник, уже мчится галопом в сторону востока дальше от солнца, а Венера почти скрылась из вида даже для тех, кто ждет до самой зари, чтобы увидеть ее. Северная Корона в полночь венчает небо точно полукружие диадемы из алмазов — сокровище гордой Ариадны с блестящей геммой в ее сердце. Но, конечно же, величайшее сокровище среди них всех это сама Селена; и все же, хотя она наконец найдена, я страшусь: не значит ли это, что ничто долее не удерживает меня здесь?

Вчера ночью мне снилось, что она пришла ко мне. Но ее красота была маской, а потом мне снилась смерть.

Ожидание — вот что для меня невыносимо.

Гай де Монпелье положил перо и уставился в черноту за окном. Конечно же, конечно, ожидание почти миновало.

Настала заключительная ночь наблюдения звезд. Днем были облака, но к вечеру они исчезли, и темнота принесла свою безмятежную красоту. Только Александр не обрел в ней никакой радости.

В прошлую ночь небо после исчезновения Дэниэля оставалось еще слишком омраченным грозой и неприступным для наблюдателей звезд. Гай, сраженный разочарованием, казалось, находил единственную поддержку в уверенности, что Александр будет тут, чтобы вновь помочь ему в следующую ночь. А потому Александр остался узником здесь вопреки гневу, бушевавшему в его сердце. Ведь Гай был ни в чем не повинен, Гай не знал ничего о том, что его сестра и ее любовник, и бывший священник сделали с Дэниэлем.

И будто они знали, что он немедленно ушел бы, столкнись он с кем-нибудь из них снова, Александр со вчерашнего дня их больше не видел — ни Августу, ни Карлайна, ни Норленда. Ни Ральф, ни Ротье в дом не возвратились. Мавзолейное безмолвие огромного особняка усугубилось с уходом слуг, которых уволили раньше вечером. Александр следил в окно, как они, неся скудные свои пожитки, шли по подъездной дороге к заставе. Спросить, кто их уволил и по какой причине, было не у кого, кроме Гая, и потому вопросы Александра оставались не заданными: ему казалось, что молодой человек вообще не отдавал себе отчета в их уходе или в чем-либо другом.

Александр, беспрерывно думая о Дэниэле, сам несколько раз собирался уйти. Но одного взгляда на Гая оказывалось достаточно, чтобы отложить это намерение. Недуг молодого человека зримо его пожирал, и Александр боялся за него, боялся, что он умрет в полном одиночестве. Вот почему Александр оставался. Однако незадолго до наступления сумерек он вернулся в свою комнату и вновь упаковал свои немногочисленные вещи.

Час назад он в одиночестве поужинал. Слуги перед уходом оставили в столовой холодную баранью ногу. Однако жужжавших над ней мух она прельщала заметно больше, чем его, и через минуту-другую он отодвинул тарелку в сторону. Ненадолго появился Гай, но есть ничего не стал. Он только говорил о Селене, но мгновения пылающей ясности сознания вскоре омрачались повторяющимся смешением мыслей. Иногда он словно забывал о присутствии Александра и один раз даже как будто заговорил с кем-то другим тихим взволнованным голосом. Недуг, пылавший в его лихорадочно блестевших глазах, придавал ему, казалось Александру, сходство со звездой в каком-нибудь ярком осеннем созвездии. Она сияет словно бы с неугасимой ясностью, но внезапно холодный туман плотно ее заволакивает.

Время близилось. В первый час после заката Александр ожидал возникновения турбулентности из-за разности температур нагретого солнцем здания и прохладного ночного воздуха. Теперь же, решил он, камни остыли, и атмосфера вокруг них должна оставаться неподвижной. Все было готово. Он ощутил, как его кожа ежится в ожидании.

Он уже раньше приготовил все, что могло им понадобиться. Замечательный телескоп с заново отполированной линзой был надежно закреплен на треноге, вызывая небеса сдаться и выдать свои тайны. Александр разложил все свои бесценные бумаги и придавил их большим медным пресс-папье. Каждый лист был заполнен расчетами орбиты, которую он вывел для Селены, его проекциями, подтверждающими расстояние, почти втрое превышающее расстояние от Земли до солнца, точно как предсказал Тициус. И в уме Александра вновь и вновь звучали слова Тициуса: «Неужели бы Бог-Зодчий оставил это пространство пустым! Никогда!»

В просвете между Марсом и Юпитером что-то было, но что? Действительно ли планета? Или, быть может, всего лишь луна или какое-то другое небесное тело?

Заново проглядывая расчеты, Александр испытывал напряжение и неуверенность. Ему пришлось тщательно вытереть смятым носовым платком вспотевшие ладони, прежде чем вновь проверить телескоп и подправить точность его наведения. Гай молча сидел поблизости, придвинув кресло к стене обсерватории, положив руку на парапет. В поздней вечерней жаре он снял сюртук, бросил его на маленькую кушетку в углу. Его шелковая рубашка поблескивала в слабых лучах фонаря, их единственного светильника, если не считать ярких звезд вверху.

И вот тогда по лестнице на крышу поднялась Августа, а за ней — ее любовник. При виде них Александр ощутил почти физический удар. В привернутом свете фонаря обкорнатые волосы Августы отливали красными оттенками, ненапудренные, какими он видел их в ту ночь, когда вторгся к ней и Гаю в потаенную, озаряемую свечами комнату. И опять у нее на шее алела лента, и цвет этот выглядел багровым по контрасту с белизной ее кожи.

Александр смотрел на них, застыв в неподвижности, и только его руки сжимались и разжимались у него по бокам. Ненависть и страх кипели у него в сердце в равных долях.

— Телескоп, — сказал Гай. И Александр принудил себя сосредоточиться. Время наступило. Он пригнул голову к окуляру, но сердце у него по-прежнему бешено колотилось. Все, что он любил, было жестоко уничтожено, и даже, пока он готовился к этому последнему решающему наблюдению, мучительные ответы Дэниэля на его собственные мучительные вопросы вновь зазвучали у него в ушах.

«Почему, Дэниэль?»

«Потому что он велел мне».

«Кто? Норленд?»

«Нет. Тот, другой…»

Мальчик подразумевал Карлайна?

Во мраке космоса ничто не виднелось. Он отвернулся и принудил себя посмотреть на Августу и ее любовника. Карлайн теперь что-то писал на маленькой конторке, где перья, чернильница и песочница были все симметрично расположены под холодными звездами. Августа, наклоняясь над его плечом, следила за ним. Но как Дэниэль мог подразумевать Карлайна, если любовник Августы нем? И в этот миг Августа прижала ладонь ко рту, словно пряча улыбку, вызванную прочитанным, а затем обвила шею Карлайна обеими руками. В глубоком вырезе платья ее белые яблочно-упругие груди быстро поднимались и опускались.