Змея и Крылья Ночи - Карисса Бродбент

на меня смотрит? Почему мне было больно? Не должно. Я сказала ему сражаться. Я была человеческой девушкой, которую он знал несколько месяцев. Другом, да. Но друзей не существует в таком месте, как это.

Он снова набросился на меня.

Я видела, как моя жизнь пронеслась перед моими глазами. Моя короткая, жалкая жизнь. Каждый мертвый человек, которого я не успела спасти. Тело Иланы, не более чем клочья плоти. Едва ли осталось что-то, чтобы сгореть.

Тебе не обязательно быть такой, Орайя.

Она сказала мне это однажды.

Я видела смерть, идущую за мной, на острие клинка Райна, в сосредоточенной решимости его взгляда.

Она была права. А я нет. Я могла бы сделать себя лучше.

Удар Райна должен был стать моей смертью. Я уже стояла на краю пропасти.

Но что-то осталось внутри меня. Я собрала все, что у меня было. Выпустила рев ярости. Не на Райна, а на мир, который поместил нас обоих сюда.

Мне не нужно было думать. Не нужно было видеть. Я сражалась только на инстинктах, нанося удар за ударом, встречая жесткое сопротивление, мягкое сопротивление, встречая боль Астериса, ожог Ночного огня. Встречаясь с кожаными доспехами.

И наконец, встреча с плотью. Плоть Райна.

Я застыла с острием клинка у его груди, какой-то далекий инстинкт кричал: «ОСТАНОВИСЬ».

Толпа визжала от восторга.

Райн был подо мной. Ночной огонь окружал нас. Волдыри выступили на его коже, как увядшие розы. Я осознавала мучительную боль от каждого вздоха, каждого движения.

Он тоже дрожал. Я оставила раны, наполненные ядом, по всему его торсу, плечам, рукам, даже одну на щеке. Из тех ран, которые он нанес мне, тоже текла кровь, и очень сильно. Когда я навалилась на него, прижав его к земле, его кровь и моя смешались — последние мазки его картины, красные и черные.

Мой клинок был у его груди. Его рука крепко схватила меня за запястье. Его губы скривились в ухмылке.

И он прошептал:

— А вот и она.

В тот же миг я поняла, что он делал.

Он заманивал меня, как заманивал человека на пиру все эти месяцы назад. Он боролся со мной так сильно, чтобы заставить меня сопротивляться с такой же силой.

Я сказала себе, что сделаю это.

Мне нужно было действовать. Есть люди, которым нужно помочь. Власть, которую нужно получить. Я не могла сделать ничего из этого, будучи человеком, постоянно борющимся за выживание.

Струйка крови выступила на кончике моего клинка. Моя рука дрожала.

— Покончи с этим, принцесса, — прошептал Райн.

Покончи с опасностью, страхом и насилием.

Покончи с этим, покончи с этим, покончи с этим…

Нет. Я не могу. Я бы не смогла.

Но рука Райна сжалась.

Смотри в глаза, когда будешь вставлять клинок, — прошептал голос Винсента.

Нет. Я зажмурила глаза. Мне казалось, что я отстраняюсь.

Но, может быть, Райн дернул мое запястье. Может, он вогнал клинок в собственную грудь.

Или, возможно, мое вампирское сердце все-таки выиграло битву.

Потому что я почувствовала, как лезвие скользит, скользит, скользит. Почувствовала, как разошлась грудная кость. Почувствовала, как рвется мышца. Я почувствовала, как лезвие вошло в мое собственное сердце, как оно вошло в сердце Райна.

Толпа разразилась дикими, ликующими воплями. Тепло окутало мои руки. Вес подо мной ослаб.

Я открыла глаза.

Я победила.

Райн был мертв.

Глава

49

Нет.

Мой Ночной Огонь исчез.

Голова Райна откинулась на песок. Его глаза были полуоткрыты и безразлично смотрели на толпу. На его губах все еще играла глупая улыбка.

Я только что получила все, о чем мечтала. Все мои самые заветные мечты исполнились.

И все, что я могла подумать, было: «Нет».

Нет, он не умер. Я не делала этого. Я знала, что не делала, что не вонзала лезвие. Мой разум отчаянно хватался за эти последние несколько критических секунд.

Он не мог умереть.

Он не мог.

Отдаленно, словно в другом мире, голос Министера эхом разнесся по арене.

— Двадцать первый Кеджари обрел своего победителя!

Восторженные возгласы кровожадного народа, взволнованного своим пропитанным кровью победителем, заполнили Колизей.

Я не двигалась.

Я заставила свои пальцы ослабить хватку на клинке. Они пробежались по безжизненному лицу Райна. Его кожа была еще теплой. Мой большой палец провел по складке в уголке его рта.

— Райн, — выдавила я, в душе ожидая, что он ответит мне.

Но он не ответил.

Он не двигался.

Я убила его.

Я убила его.

О, Матерь, что же я наделала.

Я обхватила его лицо обеими руками. Мое дыхание стало глубоким, болезненным. Мое зрение затуманилось.

Я не плакала, когда умерла Илана. Я не плакала с тех пор, как в последний раз ударила ножом своего возлюбленного. В ту ночь я поклялась себе и Винсенту, что больше никогда этого не сделаю.

Но я ошибалась. Я ошибалась в очень, очень многом. Мир только что потерял невероятную силу. И моего присутствия здесь было недостаточно, чтобы это исправить.

В этой игре победил бы только один из нас. И это не должна была быть я. Это не должна была быть я.

Ничего не существовало, кроме него и света, который я только что вырвала из этого мира.

Даже звуки толпы. Ни голоса Министера, доносящегося до трибун, когда он говорил:

— Встань, победитель. Встань, чтобы приветствовать свою богиню.

Нет, я ничего этого не слышала.

Я подняла взгляд только тогда, когда все затихло. Дрожь прошла по моей коже. Я подняла глаза к небу. Оно было чистым и ярким, звезды выделялись на фоне бархатной ночи. Мое зрение было настолько затуманено слезами, что они вспыхивали, как маленькие сверхновые звезды.

Или…

Я нахмурила брови.

Нет. Это были не мои слезы. Звезды и впрямь засияли ярче, словно напитанные новым светом. В небе над Колизеем закружились серебристые нити, похожие на рваные обрывки сплетения. Воздух стал очень, очень неподвижным, словно каждый ветерок был украден ради дыхания великого существа.

Более великого существа, чем сама Богиня Ночи, Крови и Тени. Наследница Короны Мертвых.

Матерь вампиров.

Волосы встали дыбом на моих руках.

— Поклонись, — прошептал Министер. — Поклонись нашей Матери Алчной Тьмы, Ниаксии.

Глава

50

Мне не нужно было кланяться. Я уже стояла на коленях и не могла заставить себя встать.

Я почувствовала ее прежде, чем увидела.

Я всегда была скептиком, когда дело касалось богов. Как бы ни нравилось всем в Обитрэйсе превозносить Ниаксию и ее непостижимую силу, я