Дети нашей улицы - Нагиб Махфуз

— А ты как думал? Мы окружены людьми, ненавидящими нас!

Арафа вспомнил слова Аватеф о том, что ей милее оставаться в убогом жилище Умм Занфаль, чем возвращаться в его особняк, и он сказал, вздохнув:

— Проклятье!

— Не порть вечер!

Арафа взял кальян и сказал:

— Пусть ничто не испортит нам жизнь, а не только вечер!

Кадри рассмеялся:

— Достаточно того, что благодаря твоему волшебству мы продлили себе молодость!

Он полной грудью вдохнул ароматы сада, растворенные в ночной прохладе, и сказал:

— Нам повезло, что от Арафы есть польза!

Выпустив густую струю дыма, будто посеребренную в лунном свете, управляющий отдал кальян обратно девушке и грустно сказал:

— Почему наступает старость? Мы едим самые лучшие яства, пьем самые благородные напитки, живем в неге, а старость подкрадывается и настигает, когда мы не ждем. Она приближается так же неумолимо, как наступление дня или ночи.

— Но благодаря таблеткам Арафы холодная старость превращается в горячую молодость!

— Но есть то, перед чем ты все же бессилен!

— Что это, господин?

Погрустнев, управляющий спросил:

— Что самое противное твоему сердцу?

Скорее всего, тюрьма, в которую он угодил, скорее всего, ненавистные взгляды людей, скорее всего, то, что пришлось отказаться от своей цели. Но вслух он сказал:

— Утрата молодости.

— Не думаю, что ты этого боишься.

— Как не бояться? Моя жена сердится на меня.

— Женщины всегда находят повод для того, чтобы поругаться.

Порывы ветра усилились, ветки зашелестели, угольки в жаровне вспыхнули.

— Почему мы умираем, Арафа? — спросил Кадри.

Арафа только печально посмотрел на него, не дав ответа.

— Даже аль-Габаляуи умер, — добавил управляющий.

Будто игла вонзилась в сердце Арафы.

— Все мы смертны, все уйдем вслед за родителями.

— Не надо напоминать мне об этом еще раз! — с раздражением бросил управляющий.

— Живи долго! — ответил ему Арафа.

— Живи долго или мало, а все равно тебя ждет яма, кишащая червями.

— Не позволяй таким мыслям отравлять себе вечер! — мягко сказал ему Арафа.

— Не могу от них избавиться. Смерть… смерть… меня преследует смерть. Она может прийти за тобой в любой момент. Может быть нелепой, беспричинной. Где сейчас аль-Габаляуи? Где все те, чьи подвиги воспевает ребаб? Все, что должно было остаться, уничтожено смертью.

Арафа взглянул на управляющего: бледное лицо, глаза, полные страха. Вопиющее противоречие между его внутренним состоянием и его положением на улице. Арафу это тронуло, и он обратился к нему, чтобы успокоить:

— Важно, чтобы жизнь прошла достойно.

Кадри в гневе махнул рукой и закричал так, что положил конец идиллии этого вечера:

— У меня достойная жизнь! Хорошая жизнь! Я ни в чем не нуждаюсь. Даже молодость мне вернули таблетки. Но какая от всего этого польза, если смерть следует за нами тенью? Как забыть о ней, если она постоянно о себе напоминает?

Ему было приятно наблюдать, как мучается управляющий, и в глубине души он посмеивался над его чувствами. Он с тоской окинул взглядом руку красавицы и подумал: никто не скажет наверняка, что следующей ночью я увижу луну.

— Наверное, нужно еще выпить! — предложил он.

— А утром придем в себя.

Подумав, что лучше момента не найти, Арафа сказал:

— Если бы не зависть обездоленных людей, мы бы ощущали иной вкус к жизни!

Управляющий с презрением рассмеялся.

— Давай лучше поговорим о чудесах! Если бы мы сделали так, чтобы все на улице жили как мы, разве нас перестала бы преследовать смерть?

Арафа кивнул, чтобы остудить пыл управляющего, и продолжил:

— Но смерть всегда там, где бедность, голод и несчастья.

— А там где их нет, глупец?

— Да, — улыбнулся Арафа, — смерть ходит и среди богатых, потому что она подобна болезням.

— Ты оправдываешь свое бессилие, — засмеялся управляющий.

От его смеха Арафа приободрился.

— Мы же о смерти ничего не знаем. Но, вероятно, так и есть. Если люди станут жить лучше, то зла станет меньше. Жизнь станет цениться. И каждый, кто обретет счастье, поймет, насколько необходимо беречь жизнь.

— Все равно будут убивать.

— Люди объединят усилия, чтобы противостоять смерти. Все, у кого есть способности, займутся волшебством. И тогда самой смерти будет угрожать небытие.

Управляющий только громко усмехнулся и мечтательно прикрыл глаза. Арафа взял трубку кальяна и сделал глубокую затяжку, от которой вспыхнул уголек. Вновь послышался ребаб, и нежный голос запел: «Пусть эта ночь не кончается!»

— Ты, Арафа, гашишник а не волшебник, — сказал ему Кадри.

— Только так мы победим смерть, — наивно ответил Арафа.

— А ты не можешь сделать это в одиночку?

— Я работаю каждый день, не щадя себя, но один я бессилен.

Управляющий долго, но без наслаждения слушал песню, потом сказал:

— Если бы тебе удалось, Арафа! А что бы ты сделал, если бы у тебя получилось?

И тогда с его губ сорвалось:

— Я воскресил бы аль-Габаляуи.

Управляющий разочарованно скривил рот.

— Ты думаешь об этом, потому что ты убил его!

От боли Арафа сжался и еле слышно прошептал:

— Если бы у тебя получилось, Арафа…

На рассвете Арафа покинул дом управляющего. Он был настолько пьян, что мир вокруг казался ему полным каких-то звуков и видений. Еле держась на ногах, он шел в сторону своего дома по кварталу, погруженному в сон. На полпути перед воротами Большого Дома дорогу ему преградил неизвестно откуда появившийся человек. Арафа услышал:

— Доброе утро, уважаемый Арафа!

От неожиданности он испугался. Однако следовавшие за ним слуги набросились на человека и крепко его схватили. Арафа пригляделся и к своему удивлению увидел перед собой чернокожую женщину в черной галабее, скрывавшей ее фигуру от шеи до пят. Он приказал слугам отпустить ее и спросил:

— Чего тебе, старуха?

— Хочу поговорить с тобой наедине, — ответила она, и Арафа убедился, что разговаривает с черной женщиной.

— Почему?

— Хочу пожаловаться тебе на свое горе.