Агония СССР. Я был свидетелем убийства Сверхдержавы - Николай Зенькович

— Реформы начали, не подготовив их организационно, политически, не перестроив сознание. Люди-то думают, что обком командует по-прежнему. Они звонят: почему картошки нет? Почему воды горячей нет? А я уже ничего не могу сделать…

И вот финал. Конечно, Гидаспов — сильный человек. Я был уверен, что и в этой ситуации он будет искать нестандартный вариант реализации своих способностей. И, скорее всего, это ему удастся. Но и он в основном говорил о себе:

— Конечно, я много потерял, а приобрел в Смольном гипертонию. Тем не менее я могу работать кем угодно: мастером, директором завода. Или в вузе лекции читать.

Как Семенова и Гиренко, Борис Вениаминович был озабочен собой и теми, с кем он рука об руку работал. Все они после августа 1991 года остались без дела и, как тогда казалось, без будущего. После вуза их «бросили на комсомол», оттуда — в партийные комитеты. Они честные, хорошие работники, их просто вытащили из основной профессии. Надо им определиться, найти свое место, хотя бы временно. В отличие от других секретарей ЦК, у Гидаспова обширные связи среди руководителей предприятий, так что, пожалуй, только ему одному под силу помочь реально этим людям.

Похвальная черта, не правда ли? Но партаппаратчики — пробивные люди, и у них остались прежние связи. А вот как отмыться перед рядовыми коммунистами? Как объяснить крах, постигший партию? Как смотреть в глаза миллионам людей, поверившим руководству ЦК — последнему в истории партии? Ведь стыдно оставить после себя память как о людях, на которых закончилось развитие идеи, вдохновлявшей миллионы наших сограждан. Ведь во имя этой идеи были принесены неисчислимые жертвы.

Увы, подобные вопросы бывшие кумиры не затрагивали. Даже Владимир Антонович Ивашко. Правда, он считал: социалистическая идея в нашей стране будет жить всегда. Его прогноз таков: будут формироваться две, три, пять — он не знает сколько — партий. В мире являются правящими или входят в правящие коалиции около тридцати партий, в том или ином виде разделяющие социалистическую идею. А мы что, исключение?

Но как же люди, которые на протяжении многих лет были связаны с КПСС? Кто к ним обратится, кто принесет извинения за многолетний обман?

Владимир Антонович галантно предоставил это право другим политикам. Что касается его лично, то на партийную работу он пришел, имея за плечами семнадцать лет научно-педагогической практики. Примерно столько же провел на партийной работе. Активной политической деятельностью в нынешней ситуации должны заниматься более молодые люди. Ивашко самокритично признавал, что крупная политическая работа для него уже заканчивалась. Как и его коллеги по Секретариату, он тоже не думал, что пропадет. Владимир Антонович собирался сосредоточиться на реализации своих профессиональных знаний, накопленного опыта. В переводе на понятный язык это означало намерение бывшего заместителя Генерального секретаря возвратиться на научно-преподавательскую работу.

Итак, все о’кей, все замечательно, каждый позаботился о себе. Некоторые сразу начали преуспевать в новых должностях. Усердно трудился на одной из кафедр МГУ бывший секретарь ЦК КПСС Иван Иванович Мельников, в прошлом секретарь парткома университета, кандидат физико-математических наук. Вернулся в родной Санкт-Петербург Валерий Калашников, избранный секретарем ЦК в июле 1991 года, с жаром читал лекции студентам, как и до переезда в Москву. Возвратился в Орел бывший член Политбюро и секретарь ЦК КПСС Егор Семенович Строев, занимавшийся вопросами аграрной политики. Когда-то он там возглавлял обком партии, принимал у себя Горбачева, который настоял на его переезде в Москву. Егор Семенович стал директорствовать в одном из сельскохозяйственных институтов. А потом сделал головокружительную карьеру уже при новой власти — стал председателем верхней палаты российского парламента, третьим лицом в государственной иерархии России.

На работе в Верховном Совете СССР сосредоточился Александр Сергеевич Дзасохов, последний идеолог партии. Многие, очевидно, запомнили его выступление в телепередаче «Взгляд» 29 сентября 1991 года. Александр Сергеевич и раньше любил присутствовать на голубом экране. Правда, в последнее время его активность поубавилась. И вот он снова засветился в эфире. Его заявление о том, как, оправдываясь перед Горбачевым, он сказал ему: «Михаил Сергеевич! Мы все в дерьме!», вызвало различные суждения. Одни злорадно восхищались: наконец-то вещи названы своими именами! Другие возмущались: кто именно в дерьме? Почему Александр Сергеевич взял на себя смелость говорить от имени всех?

Жена другого члена Политбюро и секретаря ЦК, Олега Семеновича Шенина, Тамара сделала по этому поводу заявление: она, конечно, не знает, кто-то, может, с удовольствием и разделяет с вами, глубоко неуважаемый ею Александр Сергеевич, эту участь (оказавшихся в дерьме. — Н.З.), но говорить за всех не надо. «Еще лучше, если будете говорить только о себе, так как вы давно в нем, в этом самом».

Далее супруга бывшего секретаря ЦК, находившегося, как известно, в одной из камер следственного изолятора «Матросской тишины», поведала читающему миру кое-что любопытное из области взаимоотношений высшего руководства партии. Оказывается, как только Олег Семенович переехал из Красноярска в Москву, то сразу же стал объектом пристального внимания Александра Сергеевича, который очень симпатизировал новичку. Сибиряк буквально шагу не мог ступить без опеки Александра Сергеевича. Бывало, только что расставшись с ним на работе, он проверял, приехал ли коллега домой. А вдруг общается совсем с другой компанией? Так ведь можно запросто остаться за бортом.

Супруга арестованного секретаря ЦК вспомнила разговоры, которые вел Александр Сергеевич, его возбужденные монологи об обстановке в стране и о том, что «все делается не так». Столь откровенное прощупывание позиции коллеги показалось супругам подозрительным, и уже к весне 1991 года они стали избегать Дзасохова, старались не встречаться с ним на прогулках. Александр Сергеевич заметил изменение в их поведении, но тем не менее, по утверждению Тамары Шениной, в друзья набивался по-прежнему.

В облетевшей всю страну фразе Дзасохова «Михаил Сергеевич! Мы все в дерьме!» Тамара Шенина увидела неуклюжую попытку бывшего коллеги своего мужа выкарабкаться из пренеприятнейшей ситуации, удержаться на плаву. Когда же, спрашивает она, хитрые и изворотливые перестанут выкручиваться, обливать грязью своих же товарищей, перепрыгивать из кресла в кресло и не оставлять после себя ничего, кроме пустоты?

По-человечески можно было понять несчастную женщину, ее отчаяние, когда ночью из квартиры увели арестованного мужа. Куда обращаться, кому звонить, если в Москве она не прожила и года, не успела обзавестись подругами? Она набрала номер Ивашко. Дзасохов сидел в ту ночь у него. Неизвестен характер их разговора, но, видно, неспроста женщина воскликнула:

— Запомните! Наши дети будут страдать сейчас — ваши будут страдать потом. Нет суда страшнее, чем суд истории.

Вряд ли придет кому в голову осуждать женщину за вырвавшиеся в порыве гнева слова. Ее положению не позавидуешь. В пятьдесят три года крах политической карьеры мужа, полнейшая неопределенность относительно его дальнейшей судьбы. Всю свою жизнь он провел в Сибири, за девятнадцать лет работы на стройках прошел путь от техника-десятника до управляющего трестом. Затем партийная работа в Хакасии, в Красноярске. Перед переездом в Москву Шенин занимал пост первого секретаря крайкома партии. Секретарем ЦК он пробыл ровно год и, как свидетельствует жена, начиная с января 1991 года трижды собирался подавать в отставку. Человек реальных, конкретных действий, он тяжело переносил отчуждение партии от выработки государственной политики, отстранение от решения повседневных задач.