Его Луна, или Планета мечты - Янина Наперсток

— Не следить, а охранять! — четко разъяснил он удивившемуся было князю. Двое из его личного отряда теперь вошли в охрану короля и отправляются с ними в скит. В преданности остальных эльфов Анарион не был так уверен.

Когда принц вышел на улицу, король уже сидел в карете и ни с кем общаться не собирался. Принц оседлал подведенного к нему Алмаза и скомандовал отправляться в путь.

День был такой же пасмурный, как и настроение Анариона. Процессия двигалась не слишком быстро и в полной тишине. «Прямо как траурный кортеж», — невзначай подумал принц, сам ужаснувшись таким мыслям. Даже сейчас его высочество желал не смерти отцу, а лишь решения своих проблем.

Но как же он от всего устал… В памяти опять всплыла вчерашняя мерзостная сцена в отцовской спальне. Руки непроизвольно сжались в кулаки. Не думать об этом! Забыть. Результат стоил того. Она стоила того! И те несколько часов незамутненной радости, столь редкой в жизни принца.

Ближе к полудню кортеж остановился на обед. Его величеству накрыли дорожный столик для пикника, и король этому действу радовался, как ребенок, предложив Анариону составить ему компанию. Принц, мотивируя тем, что контролирует охрану, отказался. Но поинтересовался:

— Отец, а что за спешка ехать в скит? Завтра же ваши любимые гонки?

— Гонки? Какие еще гонки? — весело переспросил король, с аппетитом уплетая ветчину. — Я ночью слышал глас богов. Они волнуются, что я давно не посещал их обиталище. Это куда важнее гонок!

— Но в столице пять храмов!

— Ох, храмы — это всё чушь, сын мой! Боги наведываются только в скит. Только там простой смертный может поговорить с ними по душам.

И дальше его величество принялся рассказывать какую-то древнюю легенду. Принц не помнил, когда это король был в последний раз настолько словоохотлив. Он незаметно подошел к стоящему чуть в стороне лекарю и уточнил:

— Король регулярно принимает настойки?

Врачеватель стушевался.

— Не знаю, ваше высочество.

— То есть как?! — у Анариона аж дар речи пропал.

— Ну, так вышло, что где-то дней с десять назад у короля добавилась мания преследования. Он стал бояться, что его отравят. Но первый советник имеет на него влияние и взял на себя обязательство выдавать ему микстуру строго по часам. Я сам ему инструкцию написал.

— Так, — грозно спросил принц, — а сейчас, в дороге, где микстура?

Лекарь испуганно пошел красными пятнами.

— Я ее сделал сразу на неделю, мой принц. Она у камердинера его величества. Как раз хотел просить, чтобы вы напоили отца после еды. Меня он и слушать не хочет. Грозится засечь за измену.

Принц махнул рукой слуге, и тот быстро притащил бутыль.

— Эта? — спросил он врачевателя, тот с готовностью закивал.

Принц откупорил емкость и налил в бокал около четверти.

— Столько, если я правильно помню?

Лекарь снова закивал, потом на его лице появилось сомнение. Он нагнулся к бокалу в руках принца и понюхал. Потом выхватил бутыль, сунул нос и туда.

— Но… это не то, что я варил, ваше высочество. В той были полынь, корица, золототысячник, кровомятник… и еще порядка десяти ингредиентов. У меня отличный нюх, я бы ее не спутал!

— Что это тогда? — взревел принц.

Лекарь затрясся.

— М-мне кажется, по запаху просто зеленый чай. С чабрецом. Но от него нет никакого лечебного эффекта.

Значит, Мараик не захотел давать отцу лекарств. Пора этого интригана выводить на чистую воду. Принц решил сразу по возвращении во дворец устроить допрос с пристрастием. С отцом он потом как-нибудь объяснится.

— Вы можете сварить новый эликсир?

— Конечно же, сразу, как доберемся до скита, — облегченно отрапортовал лекарь.

— Я уеду, а вы как хотите, но добейтесь, чтобы он принимал ее строго по предписанию. Насчет угроз не волнуйтесь, я предупрежу охрану, что вы под моей личной защитой и неприкасаемы.

Врачеватель благодарно кивнул.

Вторая часть дороги прошла так же нудно. Во всем этом был один только плюс. Алмаз совсем не устал, и Анарион рассчитывал часа за четыре вернуться в Аэркарас. Коротко переговорив в ските со жрецами и оставив главе охраны четкие указания, в том числе присылать ему дважды в день птицу с донесением о состоянии его величества, принц собрался назад. Но тут на его глаза попалась небольшая группа жрецов, толпящихся у кромки леса.

— Что происходит? — уточнил он у верховного.

— Ах… Один из молящихся пошел подышать воздухом в лес и наткнулся на… такое святотатство… Такой беспредел… И ведь почти у стен скита…

Принц понял, что быстрее будет пойти и посмотреть самому.

На краю окружающей святую обитель пустоши лежала рысь. Она еще была жива, но судороги уже сводили ее раненое тело. Если бы рысь напала, что бывает крайне редко, и убийца оборонялся — это оправданно, но раны были бы не такие. Убить животное не в целях пропитания и защиты — для любого эльфа немыслимый грех. Люди или гномы? Как правило, они так глубоко не суются в леса. Да и зачем? В горле у животного торчал нож. Было видно, что его метнули с приличного расстояния. Вероятно, когда рысь мирно спала на дереве. Но самое плохое даже не это. Судя по животу, явно было видно, что рысь вскармливает детенышей. Значит, они остались беззащитные где-то там. В лесу. Принц прикинул, что уйти далеко с такой раной животное не смогло бы, оседлал Алмаза и последовал по кровавым отметинам.

Животина оказалась на редкость живучая. Анарион преодолел около километра, прежде чем услышал звуки, напоминающие длинное капризное мяуканье. Принц спешился и, крайне тихо ступая, раздвинул кустарник. За зарослями виднелась поляна, с одной стороны которой начиналось болото — Ихерейские топи. Жрецы ходили сюда собирать клюкву, но в целом место было весьма неприглядное. Принц аккуратно вытащил сквозь ветки застрявшего в буреломе котенка. Рысенок был маленький, месяц, не старше. Высокие деревья делали пасмурный день еще более темным, казалось, здесь, внизу, уже наступили сумерки. Поэтому разобрать цвет малыша было сложно: бело-серый с какими-то темными пятнами. Вместо кисточек на ушках всего лишь по паре волосинок. Он смешно сучил своими толстенькими лапками и вываливал, видимо от голода, аккуратный розовый язычок. А еще на принца смотрели такого же цвета глаза, какие он каждое утро видел в зеркале.

Сбоку, на поляне впереди, раздался