Муж на сдачу - Nata Zzika

— Там, — выкинул руку император.

На поляну они вывалились компактной кучкой, с боевыми заклинаниями наготове, но воевать оказалось не с кем — под странным двойным деревом лежал молодой мужчина, вокруг которого ползала, подвывая, пожилая женщина. А у ствола, прямо на земле, полусидел, полулежал истекающий кровью, бледный, как самая дорогая бумага, граф Михаэль Гроув.

Видимо, старая зельеварка под видом питья подсунула ей сонный отвар, а она в своём состоянии не разобрала и выпила его до капли. Она бы вчера и расплавленное олово, наверное, выпила и не заметила.

Сон был глубоким, без сновидений, просто провалилась и всё.

Проснувшись, Мариэта, несколько мгновений пыталась понять, где она и что с ней, оглядывая незнакомый потолок.

— Ясного дня, девица!

Резко повернув голову на звук, Мари сморщилась от боли, прострелившей висок.

— Какая же я девица, если уже женщина и мне за двадцать? — прохрипела она, вспоминая, как добралась до домика зельеварки.

— Милая, вот, доживешь до моих годов, тебе и пятидесятилетние будут молодками казаться, — тихо рассмеялась женщина. — Головой-то не верти резко, перенервничала ты, да дар свой сильно поистратила. Сейчас отвар дам, выпьешь — тогда и вставать можно.

Старуха скрылась из виду, пошумела чем-то, потом вернулась и поднесла к губам Мариэты чашку.

— Пей, он вкусный. Спасибо, что дерево вылечила, у меня на него уж сил не хватало, единственно, что могла — поддерживать.

Мари послушно отхлебнула — и правда, вкусно! — и не остановилась, пока чашка не опустела.

— Вот и хорошо, вот и ладно! Давай знакомиться, что ли? Я — Альмира. Служила в замке зельеваркой без малого шестьдесят пять лет.

— Я — Мариэта Дигонь. Вдова. Из Тропиндара, — запястье с татуировкой кольнуло, и Мариэта, машинально, потерла зудящее место.

— Какая же ты вдова? А это что? — Альмира потянула вверх левую руку Мариэты, обнажая брачную вязь. — Грех вдовой называться при живом-то муже! И не Дигонь ты теперь.

— Вы ошибаетесь, потому что ничего обо мне не знаете! Нам пришлось надеть брачные браслеты, чтобы не вызывать подозрений, мы даже в Храм не заходили, — деревянным голосом объяснила женщина. — На самом деле, у Миха… Михэ есть жена, к тому же, беременная.

— Есть жена, как не быть, — согласилась зельеварка. — Передо мной лежит. И это не я ошибаюсь, а ты. Девонька, неужели ты думаешь, что брачный браслет можно надеть, когда пожелаешь и снять, когда надоест? Храм и жрец для настоящей пары не нужны.

— Какая теперь разница, — Мариэта попыталась сесть — боль отступила, но слабость мешала быстро двигаться. Ощущение, будто ходишь и говоришь под водой.

Вода… А у Михаэля стихия — Вода. Михаэль…

Воспоминание о жестоких словах снова накрыли с головой. Не хотела плакать, она же сильная! — но, то ли беременность сказывается, то ли граф смог ранить её сильнее, чем она себе признавалась — из глаз хлынул поток.

Единый, зачем он так?

Всхлипывая, женщина сползла с кровати и замерла — почему она во всём винит графа? Он никогда не обещал ей ничего большего, чем необременительная связь, всегда подчеркивал, что несвободен, что у них только договор. Не раз в разговоре мелькало, что они расстанутся, как только он разберется с похитителем. При этом, граф был благодарен за помощь и спасение своей жизни, поддерживая и помогая в свою очередь — по мере умений, конечно. Но надо смотреть правде в глаза, она с самого первого дня знала — у них нет будущего.

На кого же обижаться? Разве граф виноват, что она позволила себе влюбиться? Позволила на несколько дней поверить, что он — её мужчина?

Надо быть честной с собой — если бы она была против, Михаэль не стал бы её принуждать. Она сама хотела близости, сама тянулась к нему, сама его поощряла, значит, и винить должна только себя.

Да, но он так говорил… Хлестал словами. За что?

Снова потекли слёзы, окончательно вымочив рукав и часть ворота.

Как хорошо, что у неё хватило ума не делиться с графом новостью о ребенке, а ведь, такая мысль мелькала! Пожалуй, холодно указав женщине, где её место, Михаэль спас Мари от рискованного шага. Вдруг бы он решил отобрать у неё малыша?

Мариэта положила руку на живот и замерла — конечно, еще слишком рано, чтобы почувствовать движение, но дитя уже есть, живет, растет, и она больше не одна! Граф, сам того не ведая, подарил ей гораздо больше, чем она могла рассчитывать. Только за одно это можно простить ему обидные слова.

Женщина попыталась привести платье в более-менее приличный вид, но перекрутившаяся за ночь юбка сопротивлялась.

— Знаю, надо было раздеть, — виновато отреагировала Альмира, — но я не смогла бы тебя ворочать, тут нужен кто-то помоложе. Сейчас будем завтракать.

— Да я не хочу, — попыталась отказаться зельеварка. — Вот, отвару горячего попила бы.

— А ты через «не хочу», привыкай думать теперь первую очередь о ребёнке, а не о своих желаниях, — приговаривая, старушка бодро накрывала на стол. — Ополоснуться можно там.

Мариэта, наконец, расправив юбку, попыталась её разгладить руками, но быстро передумала — без утюга это невозможно, а заклинания глажки она не знает. Если воспользуется магией, результат может быть, какой угодно — от подпаленного подола, до полностью испорченного наряда, поэтому лучше не рисковать.

Наскоро поплескав в лицо холодной водой, женщина переплела волосы. И опять кольнуло воспоминание, как Михаэль любил перебирать её пряди, зарываться в них носом, наматывать на кулак, осторожно оттягивая голову назад, обнажая горло и осыпая его поцелуями…

Грах, ей совсем ни к чему такие воспоминания!

Тело предательски отозвалось скручивающейся спиралью желания внизу живота.

Вот же!

Благодаря Михаэлю, она стала полноценной женщиной, познала, каково это, когда сильные руки обнимают, горячие губы ласкают тело, язык… Ооо… Нет, прочь из головы, прочь!

Жила же они столько лет без этого, проживет и дальше!

Смахнув слезинку, Мари промокнула лицо и вышла в комнату.

Домик у старой зельеварки, низенький и покосившийся снаружи, изнутри выглядел крепким и надежным. Разделен на две половины. В одной — большая кухня, вторая половина поделена ещё на две смежные комнаты. Беленый потолок, плотно пригнанные и почти добела отскобленные доски пола, желтые деревянные стены, увешенные пучками трав и мешочками с сушеными ягодами и кореньями — дышалось легко и не создавалось ощущения тесноты. И расположен очень удачно — вроде, в городе, а кругом деревья и никаких соседей.

— Ты ешь, на творог налегай, — потчевала старуха.

— Альмира, вы же меня зазвали не просто так? — поинтересовалась Мариэта.