Хранители Кодекса Люцифера - Рихард Дюбель

– Агнесс, но я не могу открыть ему правду… ведь столько времени прошло!

– Я знаю. И помню, как я чувствовала себя, когда узнала, что оба человека, которые меня вырастили, вовсе не мои родные папа и мама. Возможно, знай я правду, мне было бы легче переносить холодность Терезии. Возможно, ее сердце не очерствело бы так сильно, если бы с самого начала было ясно, что меня выносила другая женщина, но что судьба сделала моей матерью ее. То, что ты ждал так долго, – это твоя ошибка, но то, что мы не сумели убедить тебя в том, насколько важно было открыть правду с самого начала, – наша. Я никогда не понимала, чего ты боишься. Того, что ты мог бы потерять Вацлава? Терезия Вигант никогда не проявляла заботу по отношению ко мне, и, тем не менее, даже сегодня у меня в голове прежде всего всплывает слово «мать», когда речь заходит о ней.

– Но я так поступаю не ради своего блага или блага Вацлава! Я делаю это для нас всех, чтобы мы смогли оставаться семьей. Для тебя, чтобы Себастьян Вилфинг не получил власть над тобой! Для твоих детей. Как я могу все это рассказать ему, Агнесс? Как я могу рассказать все Вацлаву?!

– Что ты должен мне рассказать, отец?

Андрей поднял глаза. В дверях стоял Вацлав.

Андрей пристально посмотрел на него и в сердцах воскликнул:

– Боже мой!

Ничего не получалось. Она бы не смогла так поступить.

Она не могла так поступить.

Она хотела так поступить больше всего на свете, но.

Она не сделает этого.

Она не последует за Генрихом в Пернштейн. Она останется в Праге, ибо здесь ее место, рядом с матерью, рядом с обоими братьями – со своей семьей.

Это разобьет ей сердце, и у нее никогда больше не будет мужчины, которого она полюбит так же сильно, как Генриха. Но она не последует за ним.

Боль, которую чувствовала Александра после того, как позволила этой мысли появиться в своей голове, была чудовищна. Она пыталась утешиться мыслью, что все еще, возможно, получится, только позже, но на самом деле не верила в это. Если она отвергнет Генриха сейчас, то разрушит любовь, которая зародилась между ними. Обратный путь из дворца Лобковичей через Малу Страну к старой части города был для нее настоящей мукой: ее будто хлестали шокированные, любопытные или смущенные взгляды людей, которые либо отворачивались от ее заплаканного лица, либо пристально всматривались в него.

Когда Александра уже почти добралась домой, у нее перехватило дыхание, потому что на одну долгую секунду ей показалось, что она видит посыльных Генриха среди людей, которые ходят по площади. Неужели он потерял терпение? Неужели он хочет услышать ее решение сегодня, сейчас, а не завтра? Она не знала, что ответила бы Генриху, если бы он потребовал от нее немедленного решения. План – если только можно было назвать планом то, что в отчаянии крутилось у нее в мозгу, – состоял в том, чтобы довериться матери и получить от нее необходимую силу, дабы отклонить предложение Генриха. Она только наполовину признавалась самой себе в том, что надеялась на понимание матери, которая сама попросит ее принять решение против семьи, но за возлюбленного. Разумеется, Александра не уступила бы просьбе, но ей было бы приятно думать, что у нее действительно был свободный выбор, когда она решила отказаться от Генриха. Девушка смутно подозревала, что, если бы она взвалила на себя бремя такого решения из-за семейных обязательств, это отравило бы ее жизнь и она никогда больше не смогла бы думать о своей матери и братьях, не упрекая их в том, что они разрушили ее любовь. Вероятно, посыльный ей просто привиделся, он был лишь порождением борющихся друг с другом чувств тоски и страха.

А вот круглое лицо Себастьяна в одном из окон верхнего этажа ей не привиделось, хоть он и отшатнулся, когда она посмотрела наверх. Испытывая непреодолимое отвращение, она поспешила подняться по лестнице, чтобы избежать встречи с ним. Однако Себастьян уже стоял на верхней площадке, уперев руки в бока и скривившись в гримасе, которая должна была выражать отчасти строгость, отчасти полное понимание. На самом деле все это выглядело как смехотворная пародия на отца, который хочет узнать от своей почти взрослой дочери, где она шаталась.

– Ну, юная дама, – произнес Себастьян своим срывающимся голосом, – и где мы были все это время?

– Я не знаю, где были вы, – дерзко ответила Александра, – а где была я, вас совершенно не касается.

– Не думаю, что вы выбрали правильный тон.

– Пропустите меня. Я хочу пройти к себе в комнату. Я устала.

– Ты, наверное, думаешь, что должна давать отчет только своей матери. Но это скоро изменится, юная дама!

– И насколько это должно измениться?

– Рано или поздно здесь появится новый хозяин.

– И этим хозяином хотите быть вы?

– Я им буду.

Александра язвительно рассмеялась. Она поразилась тому, что оказалась в состоянии смеяться.

– И через чью голову вы собираетесь решить это?

– Мне не нужно принимать решение через чью-либо голову! Это совместное решение!

– Если под «совместным» вы имеете в виду себя самого и моих бабушку и дедушку в Вене, то подобные решения не имеют никакого значения.

– Естественно, твои бабушка и дедушка желают, чтобы я взял на себя фирму.

– Но вы не можете принимать каких-либо решений без согласия моей матери. И если мои бабушка и дедушка захотят извлечь свою долю из фирмы, то «Хлесль и Лангенфеяь» прекрасно справится и без «Виганта».

Себастьян улыбался с сознанием собственного превосходства.

– Я, конечно, не должен объяснять тебе, юная дама; каков законный статус твоей матери после смерти твоего отца; Особенно теперь, когда выяснилось, что старый кардинал Хлесль не только ростовщик, который обманывал честных торговцев при внутренних закупках, но еще и государственный изменник.

– Пропустите же меня, наконец!

Александра обошла Себастьяна. Она совершенно растерялась, когда он схватил ее за руку повыше локтя. Девушка выразительно посмотрела на его толстые пальцы, впившиеся в нее, а потом на него самого, но это не подействовало: он не собирался отпускать ее.

– Александра, – успокаивающе произнес Себастьян, – я вовсе не хотел, чтобы наша беседа развивалась в этом направлении. Речь ведь не идет о юридических интересах. Речь идет о… делах сердечных. – На последнем слове он пустил петуха. – Естественно, решение о том, что я буду новым господином дома, принималось совместно – твоей матерью и мной.

– Моей… матерью?!

– Да, конечно.

– Моя мать выбрала вас в качестве своего нового-мужа?!

– Твоя мать и я должны были сочетаться браком еще двадцать пять лет назад, но твой отец вмешался в наши отношения. Теперь этой преграды больше нет и любовь, которую твоя мать изначально носила в своем сердце…