Под знаменем Сокола - Оксана Токарева

неудачу, а мы приложим все усилия, чтобы именно так и произошло, или ляжем костьми, царь Иосиф потеряет не только Град, но и гвардию.

— Я бы на его месте рискнул! — воскликнул пылкий Аян.

— А я бы подумал, — покачал головой более опытный и рассудительный хан Камчибек. — Поставить все на неизвестную лошадь… А это тебе не той!

Но в запасе царя Иосифа имелось еще одно оружие, о котором даже Хельги, привыкший знать о противнике все, не мог просто предположить.

Когда над степью поднялся покрытый серебряными пластинами щит, размером с дом, Неждан подумал, что на землю пало солнце, не выдержавшее ужаса сегодняшнего дня, или в неурочный час взошла луна.

— Что это? — с таким же как у Незнамова сына суеверным страхом воззрился на братьев Аян.

— Они вывели на поле кагана, — пояснил хан Камчибек.

— Такого не случалось уже лет сто, — заметил Хельги.

— Двести, — поправил его старший Органа.

«Бедный мальчик!» — подумал Неждан.

Бледнее лунного серебра, в белых жертвенных одеждах, на снежно-белом жеребце Давид бен Иегуда ехал перед щитом, который везли на повозке, запряженной десятком могучих тяжеловесов. Усыпанная драгоценными каменьями сабля юного поэта покоилась в ножнах, измученную грудь не прикрывала кольчуга или иной доспех: Давид и в седле-то держался только неимоверным напряжением воли. Да и к чему доспехи тому, чья плоть, не успев расцвести и познать радости жизни, заживо обращается в тлен, когда безо всякого меча или стрелы любой миг может разлучить тело с душой. Душа, впрочем, и так рвалась наружу, ибо песня, которую, подобно Хельгисону, он складывал в этот великий и страшный миг, равнялась для него такому же подвигу, как пение снегиря в лютый мороз.

Появление кагана на поле мигом изменило картину битвы. Обратившиеся было в паническое бегство огузы, завидев серебряный щит, вернулись обратно на поле боя, готовые лучше погибнуть от вражеского меча, нежели быть испепеленным несущим смерть взглядом тени Бога на земле. Глаза черных хазар и в особенности жителей Итиля, в ужасе и смятении обращенные на родной Град, зажглись надеждой, возвращавшей мужество. Они сумели сплотить ряды и вновь двинулись на русские дружины.

— Ух, ты! Эк, зашевелились, поганые! — покачал головой Сорока, из-под руки, разглядывая серебряный щит. — Можно подумать, это не тень, а сам хазарский бог спустился на поле боя!

— Все-таки это их земля, — с уважением глядя на запыленных, черных от солнца и усталости вершников, заметил Хеймо.

Подобно Сороке, ратники дружин правой руки и большого полка смотрели на знамя кагана как на невиданное диво, о котором интересно будет дома у теплой каменки рассказать, но не более. Выдумают тоже, тень Бога на земле. Что может какой-то там невидимый хазарский бог сделать им, Даждьбожьим внукам, которых и Перун, и Велес хранят. Что же до христиан, — их в войске и, в особенности, в дружине насчитывалось тоже немало, — они и вовсе полагали, что хазары и их единоверцы, отвергнув явившееся их народу Воплощенное Слово, на сотни поколений вперед навлекли на себя Божий гнев. Решили еще повоевать, пусть их, день еще не кончен. Это, конечно, их земля, но Правды с ними нет!

Иначе обстояло дело у печенегов. Дети Великой Степи, они молились тем же богам, что и черные хазары с огузами, поклонялись тем же святыням, верили в те же запреты. По их глубокому убеждению, один взгляд на серебряный щит приносил человеку мгновенную, мучительную смерть. Несколько воинов, сраженных силой внушения, сразу упали замертво. По рядам пошло волнение, переходящее в панику. Страх объял даже воинов племен Куэрчи Чур и Явды Эрдим. Они не дрогнули перед врагом из плоти и крови, но сражаться против древнего ужаса, который нельзя даже называть, против тайны, ниспосланной самими великими тенгу! Что же до воинов племен Сура Кулпей и Була Чопон, то они, так же, как прежде огузы, не разбирая дороги, сбивая с ног своих товарищей, бросая на произвол судьбы семьи и добро, мчались, куда глаза глядят, следуя примеру своих вождей.

— Куда вы?! Вы же давали клятву! — пытался увещевать бегущих хан Камчибек, воины которого хоть и трепетали перед каганом, но покидать поле боя не смели, дабы не запятнать свой род на несколько поколений вперед несмываемым позором.

— Кого вы испугались? — обращался к своим воинам, пытавшимся сражаться с закрытыми глазами, молодой Аян. — Вы разве не видите, что их каган это мальчишка, который, того и гляди, выпадет из седла от слабости!

— Ну и союзнички, ядрить их налево! — ругался Торгейр, которого спасающиеся бегством печенеги едва не сбили с ног. Весь этот день отчаянный десятник держался в полушаге от Хельгисона, на пару с Маликом прикрывая его спину. В начавшейся сумятице он потерял любимого вождя из виду и теперь злился на себя и весь белый свет. Впрочем, Лютобора искал не только он.

— Где наставник? — допытывался у Торопа Инвар, сам недавно вернувшийся к своей сотне.

Мерянин не отзывался. Одну за другой он выпускал стрелы из лука, исполненный убеждения, что единственный способ доказать уязвимость и даже смертность кагана это попытаться убить его. Хотя Тороп слыл непревзойденным стрелком, пока его усилия не увенчивались успехом.

Что же до Хельгисона, то Неждан всегда полагал, что ему, лучшему в войске певуну и сказителю, Велес ворожит, выводя невредимым или хотя бы живым из самых безнадежных ситуаций. Сегодня же Незнамов сын сумел убедиться, что вещий Хельги, похоже, и сам владеет кудесами, позволяющими ему перемещаться не только из одного мира в другой, но и в мгновение ока переноситься туда, куда вздумается. Ибо его неожиданное появление в самом сердце хазарского войска, на расстоянии двух или трех десятков шагов от щита кагана, иначе, чем колдовством, никто бы не взялся объяснить.

Но чудеса на этом не закончились. В руке у побратима мелькнул горящий фитиль, а потом он с силой бросил в повозку какой-то предмет. Несколько мгновений ничего не происходило, затем раздался жуткий грохот, многократно перекрывший шум битвы, и повозка буквально взлетела на воздух, а на ее месте образовалась обширная яма глубиной в человеческий рост. Щит кагана, точно хрупкий сосуд веденецкого стекла, разлетелся вдребезги, его осколки раскидало по всему полю. Сила удара оказалась настолько велика, что лошадей и их возниц буквально разорвало на части. Все, кто находился на расстоянии десяти-пятнадцати шагов, попадали с ног.

— Что это было? — приступили к Хельгисону с расспросами братья и Неждан, едва вновь увидели его.

— Н-наследство З-з-звездочета! — тяжело опираясь на плечо помогавшего ему в осуществлении его дерзновенного замысла Анастасия и пытаясь остановить идущую из носа и