Проходные дворы - Эдуард Хруцкий

Потом, правда, одумался, все-таки доктор наук, и добавил:

— Все самое главное.

Для историков главное, безусловно, это анализ побед и поражений. Мощные боевые операции и тактические решения. Но есть еще одна история войны. Это история каждого человека, попавшего в ее суровые обстоятельства.

Много лет назад мой товарищ, замечательный сыщик Игорь Скорин, рассказал мне практически невероятную историю о человеческой судьбе в годы войны.

Скорин работал в том подразделении уголовного розыска, которое вместе с армейскими частями входило в освобожденные города и налаживало службу криминального сыска. Вот именно тогда мой друг и познакомился с человеком, которого называл Сергеем Лучниковым. Он сразу предупредил меня, что фамилия вымышленная, но история подлинная — трагическая и необыкновенная.

В то время я писал роман об уголовном розыске в годы войны. История, рассказанная Скориным, с которого я писал главного героя, четко ложилась в ткань повествования.

Я написал заявку и поволок ее в издательство. Там ее внимательно прочли и вызвали меня для беседы.

— Ты что? — Директор издательства постучал пальцем по лбу, показывая тем самым, что у меня «поехала крыша». — Ты что? — повторил он. — Кого героем хочешь сделать?

— Но ведь история подлинная.

— Да, тема интересная. А ты сделай этого, как его, — он заглянул в заявку, — Лучникова нашим разведчиком, вот тогда все станет на место. Подумай.

— Подумаю, — ответил я и ушел.

А заявку так и не переделал.

* * *

Человек, которого я буду называть Сергеем Лучниковым, работал в Москве в Главном управлении уголовного розыска. В 1939 году, когда началось воссоединение Западной Белоруссии и Западной Украины, его отправили налаживать работу уголовного розыска в новых регионах СССР.

Лучников сразу же столкнулся с преступлениями, о которых знал только понаслышке. Ловкие фальшивомонетчики немедленно начали печатать самую расхожую нашу купюру — красные тридцатки. Знаменитые польские «кобурщики», бежавшие от немцев, грабили по ночам только что организованные сберкассы и банки; местные и приехавшие из Союза урки разбойничали на улицах и брали богатые квартиры. Работы хватало — настоящей, мужской, с перестрелками и хитроумными оперативными комбинациями.

А за Неманом стояли немцы, которых почему-то в официальных документах и газетных статьях именовали союзниками.

В мае 41-го, на праздники, сильно поддав, Сергей Лучников назвал фашистов врагами и высказал недоумение, почему такой мудрый человек, как Сталин, с ними цацкается. Сказал он это первого числа за праздничным столом. А второго за ним пришли.

Следователь даже не очень напрягался. Свидетелей было достаточно, но отправить «во глубину сибирских руд» одного Лучникова было неинтересно: нужно было пристегнуть к нему группу единомышленников, которые по заданию польской эмигрантской разведки и английских спецслужб собирались подорвать горячую советско-германскую дружбу.

А Лучников сидел в тюрьме в камере с фармазонщиками и налетчиками, которых сам недавно заловил. Днем над ним издевались уголовники, ночью его бил следователь. Но Сергей стоял на своем. Говорить — говорил, а на других клепать не стал.

Полтора месяца кошмара, когда перепутались день и ночь, и вечная боль.

В конце июня он попал в тюремную больницу. Лежал в бреду, а когда очнулся, то увидел сидевшего рядом с его койкой человека в незнакомой форме.

— Вы — Сергей Лучников? — спросил военный по-русски.

— Да.

— Капитан милиции?

— Да.

— Зам. начальника уголовного розыска города?

— Да.

— Неплохо вас обработали. Поправляйтесь.

— А вы кто?

— Я представитель немецкого командования.

Немец ушел, и появился поляк-санитар.

— Слушай, друг, а почему здесь немец?

— Пока вы, пан начальник, в бреду лежали, война началась и швабы пришли.

А через несколько дней, когда Сергей окреп, за ним пришли двое молчаливых людей в одинаковых штатских костюмах. Его побрил тюремный парикмахер, ему дали костюм, рубашку, полуботинки. Он оделся. Его вывели на улицу и усадили в машину.

Потом с ним говорил немецкий полковник, военный комендант города.

— Вы пострадали от большевиков, вы — известный криминалист. Мы предлагаем вам работу. Прежнюю. Возглавите уголовный розыск. Город переполнен преступниками. Никакой политикой заниматься не будете, для этого у нас есть свои специалисты.

Лучников вспомнил полтора месяца унижений и согласился.

Агород начал жить горячечной бредовойжизнью. Открылись частные рестораны и варьете, игорные дома и магазины, салоны свиданий и пивные. Несмотря на строгости военного времени, уголовники, как и прежде, делали фальшивые деньги, грабили квартиры, совершали налеты на казино и рестораны.

И снова Лучников инструктировал агентов, выстраивал комбинации, участвовал в перестрелках. Он не берегся, поэтому не боялся получить бандитскую пулю. Сергей был решителен и смел, но пули словно нарочно обходили его.

Надо сказать, что с 39-го года в городской банк свозились изъятые у буржуазного элемента ценности. Они описывались, складировались в сейфах. Когда началась война, в город прибыл представитель Наркомата финансов из Москвы. Он получил немыслимое количество ценностей и исчез. На окраине города нашли пустую машину, убитых охранников и шофера. Куда делся специальный уполномоченный Москвы, куда исчезли ценности, не знал никто. Но к партизанам поступили сведения, что человек этот в городе и собирается со всем добром махнуть в Лихтенштейн. Ценности надо было вернуть любыми способами.

Посылать в практически тыловой город оперативную группу было невозможно. Вот тогда и вспомнили о Лучникове. Тем более что, по всем данным, против подполья он не работал.

К нему послали человека, которого он знал по работе в угрозыске, и не только знал, но и дружил с ним.

Игорь Скорин никогда не говорил мне, кто пошел связником к Лучникову, но по многим деталям я сам вычислил его.

Связник пришел к Лучникову днем, в воскресенье, совершенно открыто. Просто шел мимо и зашел в гости к старому знакомому.

Разговор был долгим, и Лучников согласился.

— Если найдешь, отсидишь немного и жить будешь, как человек.

— А если не найду?

— Тогда решай сам.

Лучникову передали фотографию уполномоченного и список ценностей.

— Дайте мне двух толковых ребят, я их сыщиками к себе устрою.

Ребят дали.

За неделю поставили на голову всю агентуру. Работали жестко и беспощадно. И вышли на певицу из варьете, которая хвасталась перед подругами перстнем и браслетом, находившимися в разыскном списке.