Магия отступника - Робин Хобб

— Держитесь ближе ко мне! — кричал мальчик-солдат. — Придется идти к другим воротам.

Он глянул вверх, надеясь определить свое местоположение по звездам. Затянувший небо дым этого не позволял. Наследующем перекрестке он свернул — наугад, я полагаю, — и повел воинов дальше. Эта часть города почти не пострадала, здесь располагались менее важные здания, избежавшие поджогов. Я молился о том, чтобы здешнее население попряталось по домам, а мальчик-солдат сосредоточился на бегстве и никому не причинил вреда. Отблески пламени, пылающего в нескольких улицах отсюда, зловеще плясали на окнах припавших к земле строений. То ли жители уже сбежали, то ли молча затаились внутри, потушив свет. Мы никого не встретили, и никто не преграждал нам путь.

Воздух становился чище, но тьма лишь сгущалась. Никто и не подумал прихватить с собой факел, пока вокруг полыхали пожары. Мальчик-солдат проклял собственную глупость, а затем, хрипя от усилий, призвал магию — и начал светиться. Полагаю, я один знал, чего ему стоили эти чары в городе, столь полном железа. Даже гвозди в стенах домов, мимо которых мы проезжали, рвали и трепали магию. Исходящее от мальчика-солдата сияние позволяло его воинам следовать за ним, но не освещало дорогу ему самому. Я подумал, что это сделало его превосходной мишенью для каждого, кто его увидит, но оставил эту мысль при себе.

Еще поворот, и неожиданно перед нами оказались ворота. Створки были открыты, по бокам горели факелы, словно приглашая нас покинуть город. Странно, что часовые не проснулись от пожаров и труб. Так или иначе, видно их не было. За распахнутым зевом прохода нас ждали свобода и спасение. Это были северные ворота форта, которыми пользовались реже всего. Мы шутили про них, что они ведут в «никуда». За ними лишь узенькая окраина города отделяла нас от пустошей. Северная сторона форта была меньше всего защищена от ветров. Здесь всегда наметало больше снега и вьюги выли громче. Лишь беднейшие лачуги ютились к северу от форта, и в основном тут селились вдовы и сироты умерших заключенных. Эти домики оставались темными, совсем не пострадав от пожаров. Незначительность и бесполезность здешних жителей спасла их от внимания спеков. Тенистые укрытия извилистых улочек манили к себе. Облегчение расцвело в сердце мальчика-солдата.

— За мной! — приказал он своему потрепанному войску, понукая Утеса к вялой рыси.

Мальчик-солдат проехал в ворота, и мигом позже вокруг него столпились его воины. Они прорвались за стены форта. Мальчик-солдат огляделся, прикидывая, куда двигаться дальше. И тут он приметил тусклый блик, отражение лунного, приглушенного дымом света в пряжке чьего-то ремня. Годы обучения у сержанта Дюрила не прошли для него даром. Он рывком опрокинулся с седла вбок, оставляя тушу Утеса между собой и засадой, и сразу же погасил магический свет. Вспышка, треск выстрелов, и рой рассерженных пчел прожужжал над ним. Утес отчаянно заржал, когда одна из пуль вырвала клок мяса из его холки. Клубы дыма поднялись от ружей и смешались с гарью пылающих зданий. К ним примешивалась вонь тухлых яиц.

За спиной мальчика-солдата вопили воины. Они не заметили отблеска на пряжке, не успели упасть на землю, избегая смертоносного града. Он прошелся по ним, как коса по хлебным колосьям. Устояли лишь те, кого защитили тела товарищей. На земле корчились и метались раненые.

— Первая шеренга, перезарядить ружья, — донесся справа знакомый голос. — Вторая шеренга, вперед.

Таким голосом Спинк мог бы отвечать урок в классе, настолько он казался бесстрастным. Он не видел меня? Или не узнал? Погибну ли я по команде своего лучшего друга? Я искренне на это понадеялся. Время словно застыло на своем пути.

— Готовься…

— Рассейтесь! — рявкнул воинам мальчик-солдат. — Возвращайтесь на место встречи!

Те, кто еще мог двигаться, бросились врассыпную. Он и не посмотрел им вслед. С силой и ловкостью, которым явно подсобил всплеск магии, мальчик-солдат вновь вспрыгнул в седло.

— Целься…

Он развернул коня к строю солдат и сильно его пришпорил. Удивленный Утес рванулся вперед. Прежде чем Спинк отдал приказ стрелять, мы врезались в первую шеренгу. Строй раздался перед нами, люди прыснули в стороны, прозвучало несколько случайных выстрелов. В свете их вспышек я мельком заметил объятое ужасом лицо Спинка. Он смотрел на меня, широко распахнув глаза, чувствуя себя преданным. Его губы беззвучно выговорили одно душераздирающее слово: «Невар!» Он навел на меня пистолет. Его смертоносное дуло нацелилось мне прямо в грудь. Спинку оставалось лишь спустить курок.

Он этого не сделал.

Затем мальчик-солдат прорвал их строй и галопом пронесся по темной боковой улочке. Даже если бы он и захотел осадить Утеса, у него вряд ли получилось бы. Огромного коня никогда не готовили для сражений, а эта ночь стала для него чередой сплошных ужасов. Как только у него появилась возможность сбежать в темноту, он ею воспользовался. Мальчику-солдату оставалось лишь надеяться, что выжившие спеки последовали его примеру. Для тех, кто уже был мертв или умирал, он не мог ничего сделать. Лишь теперь, запоздало, он задумался, как обойдутся гернийцы с его ранеными, попавшими в плен.

— Ты поджигал дома их семей? Они найдут женщин и детей, подстреленных или зарубленных мечом? Тогда с ними и обойдутся как с убийцами женщин и детей, — ответил я на его невысказанный вопрос.

Думаю, в этот миг ему хотелось умереть не меньше, чем мне самому.

Пока мы уносились по темным улицам, мальчик-солдат прислушивался к звукам погони. Их не было, хотя изредка позади раздавались разрозненные выстрелы.

— Они добивают тех, кого ты бросил там, — жестко заметил я, хотя и не был уверен, что это так. — Пристреливают раненых прямо на месте.

Спинк не допустил бы такого зверства, если бы все зависело от его приказов, но в бою солдаты прежде повинуются велениям сердца, и командиры далеко не всегда успевают их сдержать.

В небе на востоке разгорался тусклый зимний рассвет. Пока что его застилала пелена дыма, но вскоре свет пробьется сквозь нее. Если бы нападение прошло по задуманному, спеки уже успели бы скрыться. Мальчик-солдат слишком задержался в лабиринте форта. Теперь покров темноты не поможет отступить его людям. Как и ему самому. Утес уже не слушался поводьев, грыз удила, и волновала его не скрытность, а лишь бегство. Они оставили позади последние хижины и теперь неслись по пустошам. Уже в самом конце протоптанной в снегу тропы мальчику-солдату удалось осадить коня. Тот пробежал еще несколько шагов и резко встал, задыхаясь и хрипя. Взмокшую шею Утеса перечеркивала темная кровавая полоса. На боку также осталась запекшаяся кровь — эту рану мальчик-солдат заметить не успел. С гулко бьющимся сердцем, тяжело дыша, мальчик-солдат смотрел назад, на пройденный путь, и пытался сообразить, что ему теперь делать.

Красный свет пламени отражался в клубах дыма над головой, придавая округе, а в особенности Геттису, странный оранжевый оттенок. Вместе с зарей пришел и ветер, несущий пепел и золу. Мальчик-солдат потер покрытое копотью лицо, моргнул, закашлялся и повернул Утеса к предгорьям. Конь заметно устал. Мальчику-солдату пришлось пришпорить его, чтобы заставить двигаться вверх по склону по нетронутому снегу. Ближе укрыться было негде. Через покрытые низким кустарником холмы он сможет незаметно добраться до оговоренного места встречи. Теперь он действовал, заботясь уже не о чести, победе или поражении, а лишь о крайне насущном вопросе: как пережить ближайшие десять минут.