Пробуждение - Нефер Митанни

сугроб из наметённого снега. Впрочем, только сейчас молодая женщина поняла, что в сущности очень мало видела в своей жизни. Неспешное деревенское детство и беспечная юность сменились комфортной жизнью в столице, наполненной развлечениями, приятными мелочами семейной жизни, под нежной заботой горячо любимого и пылко влюблённого в неё мужа, когда она знала, что любое её желание и даже малейший каприз удовлетворялись сразу.

До недавнего времени рядом был верный друг, она благодарила Бога, что Синяев оказался в её жизни в это страшное время без Сергея. Но сейчас, в дороге, она осталась один на один со своим малым жизненным опытом, тревогой за мужа и сына, сомнениями в правильности своего решения пуститься в этот путь. Отправляясь в дорогу, она не представляла себе и сотой доли всех тех трудностей и опасностей, которые поджидали её едва ли не на каждой версте. Анна и представить не могла, что отправившись к мужу, она столкнётся с препонами как жена ссыльного каторжника, осуждённого по делу декабрьского бунта. Особенно ужасным обращение к ней чиновников стало за Уралом, служившим естественной границей между Европой и Азией. При первой же остановке обыскали её вещи.

- Не обессудьте, сударыня, но таков порядок. Вдруг вы везёте что-то запрещённое, - замечал неопрятного вида чиновник в поношенном сюртуке.

Анна почти равнодушно смотрела, как заглядывают в её сундуки, в которых лежали платья и бельё, книги. Чужие руки касались нежной ткани ночной сорочки, отделанной кружевом, и Анне казалось, что это уже никогда не кончится. Закрыв глаза, она мысленно говорила себе: «Пусть… в конце концов это всё не имеет значения… Только бы ехать дальше!». И да, ей разрешали проследовать дальше, подписав какие-то бумаги.

- Нет, лошадей ждите в общем порядке, сударыня, - однажды очередной станционный смотритель взглянул на неё холодно, не скрывая своего раздражения.

- Прошу вас! Мне необходимо как можно быстрее ехать дальше! - умоляла она.

- Всем надо, сударыня! А вам бы лучше вообще вернуться, - усмешка трогала тонкие губы на красно-синем лице явно пьющего смотрителя. – Никто вас там не ждёт! И потом у меня приказ – жён отправлять в последнюю очередь, после всех.

- Но как же так? – Анна, едва сдерживая слёзы, растерянно смотрела на равнодушного смотрителя.

- А вот так!

- Послушайте, милейший! – вступил в разговор Чедвик, до этого не показывающий, что едет с Анной. – Я, американский подданный, имею честь посетить вашу страну по делам коммерции… Княжна поедет со мной. Плачу вдвое за лошадей и тёплую кибитку.

Он показал документы с гербовой печатью и выложил крупную сумму, чем сразу поменял поведение смотрителя. Тот быстро отдал распоряжение о новой тройке, и услужливо предложил:

- Чаю не изволите-с?

Да, ей несказанно повезло, что Чедвик поехал с ней. Дальше он взял на себя обязанность договариваться о лошадях и прочих дорожных надобностях.

За Уралом дорога стала в несколько раз тяжелее. Народ именовал этот путь трактом, который представлял собой бесконечную вереницу столбов, иногда заменённых обычными берёзами, которые обозначали эту дорогу сквозь степь. Ширина тракта была около четырёх саженей *Двум встречным тарантасам или кибиткам здесь было сложно разъехаться без риска столкнуться. Однако, несмотря на это и то, что по ночам морозы крепчали, сибирские ямщики не боялись ехать даже в ночь. Это радовало Анну: она надеялась поскорее добраться до места и увидеть мужа. Любая поломка в дороге грозила превратиться в задержку на несколько суток, так как на многие вёрсты вокруг не было никакого жилья или станции. По весне и осени дорога превращалась в топкое, почти болотистое месиво, а зимой - в снежное море. И молодая женщина была несказанно рада, что отправилась в своё путешествие именно зимой: рискни она поехать раньше, в распутицу непременно бы застряла на месяц, другой. Сани скользили по снежному морю подобно кораблю, но случись у обочины большой каменный выступ, надёжно спрятанный под белыми волнами, корабль тайги оставался без полозьев, и путники оказывались вынужденными ночевать в мороз прямо у дороги, спасаясь только меховым пологом своей кибитки. Но к счастью, такая участь Анну миновала – они с Чедвиком ехали без задержек.

С удивлением Анна обнаружила, что за Уралом почтовые станции оказались крайне редкими. Теперь она многое бы отдала за ночь в обычной станционной гостинице, пусть и с докучливыми клопами! Здесь гостиниц не было в принципе, станция представляла собой помещение из двух комнат: в меньшей жил смотритель с семьёй, а в большей размещались путники. Перегородкой между этими комнатами служила кирпичная печь. Здесь имелись столы и несколько скамеек вдоль них, но не было кроватей или чего-то похожего на них, поэтому все, кто решил заночевать на станции, спали прямо на полу, устроившись на своих вещах, кто как мог.

В одну из таких ночей Анна, которой благодаря усилиям Джона удалось разместиться у печи, сквозь сон, быстро сморивший её, ощутила лёгкое прикосновение к своей руке. Приоткрыв глаза, она застыла от ужаса – её пальцы обнюхивала довольно упитанная серая крыса с пышными усами! Анна вскрикнула и вскочила. Но чьи-то руки вновь потянули её на пол:

- Тише! Тише, мадам! – услышала она шёпот Чедвика, - Это всего лишь крыса! Уверяю вас, бедное животное не сделает вам ничего плохого!- заверил Джон, удерживая её за плечи.

- То есть, - пробормотала Анна, в ужасе хлопая глазами и озираясь, - Как вы можете быть в этом уверенным?!

- Ну, уж поверьте мне! – к её удивлению Чедвик улыбался. – Вы слишком крупная добыча для неё… Во всяком случае, если вы начнёте шуметь, то перебудите всех, - заметил он шёпотом и добавил ещё тише, опасаясь, что их кто-то услышит: - Думаю, разгневанные мужики могут оказаться пострашнее крысы, и я не поручусь за нашу с вами безопасность.

Остаток ночи Анна провела сидя на полу у печки, боясь сомкнуть глаза. Ещё затемно, Чедвик устроил её за столом и принёс чай, а сам отправился договариваться о лошадях.

***

Особенно лютым холодом встретила путников Енисейская губерния. Ещё один день в дороге закончился быстро: темнело рано. Уже с полудня солнце тускнело, а когда Брегет пробивал четыре часа дня, темнота уже окутывала окрестности. Обвязав голову шалью прямо поверх мехового капора, укутавшись поверх шубы песцовым пледом и подоткнув плотнее меховой полог повозки, Анна сидела, сжавшись в комок, не имея сил глубоко вздохнуть, так как мороз, казалось, пробирал до самого нутра. Холод добирался