Айвенго. Квентин Дорвард - Вальтер Скотт

Что же касается гнусной волшебницы, околдовавшей рыцаря святого Храма, то ее, несомненно, следует предать смертной казни.

– Но английские законы… – начал было прецептор, обрадованный тем, что так удачно отвратил гнев гроссмейстера от себя и Буагильбера, но все же опасаясь, как бы Бомануар не зашел слишком далеко.

– Английские законы, – прервал его гроссмейстер, – дозволяют и предписывают каждому судье чинить суд и расправу в пределах, на которые простирается его правосудие. Всякий барон имеет право задержать, судить и приговорить к казни колдунью, которая была обнаружена в его владениях. Так неужели же гроссмейстеру ордена храмовников откажут в этом праве в пределах одной из прецепторий его ордена? Нет! Мы будем ее судить и осудим. Колдунья исчезнет с лица земли, и Бог простит причиненное ею зло. Приготовьте большой зал для суда над колдуньей.

Альберт Мальвуазен поклонился и вышел, но, прежде чем распорядиться приготовить зал для суда, он отправился искать Бриана де Буагильбера, чтобы сообщить ему о вероятном исходе дела.

Он застал Бриана в бешенстве от отпора, который он снова только что получил от прекрасной еврейки.

– Какое безрассудство! – воскликнул он. – Какая неблагодарность – отвергать человека, который среди потоков крови и пламени рисковал собственной жизнью ради ее спасения! Клянусь Богом, Мальвуазен, пока я искал ее, вокруг меня валились и трещали горящие потолки и перекладины. Я служил мишенью для сотен стрел; они стучали о мой панцирь, точно град об оконные ставни, но, не заботясь о себе, я прикрывал моим щитом ее. Все это претерпел я ради нее; а теперь эта своенравная девушка меня же упрекает, зачем я не дал ей там погибнуть, и не только не выказывает никакой признательности, но не дает ни малейшей надежды на взаимность. Словно бес, наградивший ее племя упорством, собрал все свои силы и вселился в нее одну.

– А по-моему, вы оба одержимы дьяволом, – сказал прецептор. – Сколько раз я вам советовал соблюдать осторожность, если не воздержание! Не я ли вам повторял, что на свете многое множество христианских девиц, которые сочтут грехом для себя отказать такому храброму рыцарю le don d’amoureux mersi?[93] Так нет же, вам непременно понадобилось обратить вашу привязанность на эту упрямую и своенравную еврейку! Я начинаю думать, что старый Лука Бомануар прав в своем предположении, что она вас околдовала.

– Лука Бомануар! – воскликнул Буагильбер с укоризной. – Так-то ты соблюдаешь предосторожности, Мальвуазен! Как же ты мог допустить, чтобы этот выживший из ума сумасброд узнал о присутствии Ревекки в прецептории?

– А что же мне было делать? – сказал прецептор. – Я не пренебрегал ни одной мелочью, чтобы сохранить дело в тайне, но кто-то пронюхал и донес, а кто донес, сам черт или кто другой, про то известно только черту. Но я, как умел, постарался выгородить тебя. Ты не пострадаешь. Лишь бы ты отрекся от Ревекки. Тебя жалеют… считают тебя жертвою волхвования; а она колдунья и должна за это понести кару.

– Ну нет, клянусь Богом, я этого не допущу! – сказал Буагильбер.

– А я клянусь Богом, что так должно быть и так будет! – сказал Мальвуазен. – Ни ты, ни кто другой не в силах ее спасти. Лука Бомануар заранее решил, что казнь еврейки послужит очистительной жертвой за все любовные грехи рыцарей Храма. А тебе известно, какова его власть, и он, конечно, воспользуется ею для осуществления столь премудрого и благочестивого намерения.

– Наши потомки никогда не поверят, чтобы могло существовать такое бессмысленное изуверство! – воскликнул Буагильбер, в волнении расхаживая взад и вперед по комнате.

– Чему они поверят или не поверят, я не знаю, – спокойно сказал Мальвуазен, – но я отлично знаю, что в наше время и духовенство, и миряне, по крайности девяносто девять человек на каждую сотню, провозгласят аминь на решение нашего гроссмейстера.

– Знаешь, что я придумал? – сказал Буагильбер. – Ты ведь мне друг, Альберт, помоги мне. Устрой так, чтобы она могла убежать. А я увезу ее куда-нибудь подальше, в безопасное и потаенное место.

– Не могу, если бы и хотел, – возразил прецептор. – Весь дом полон прислужниками гроссмейстера или его приверженцами. Притом, откровенно говоря, я не хотел бы впутываться в эту историю, даже имея надежду выйти сухим из воды. Я уже довольно рисковал для тебя, и мне вовсе нет охоты заслужить понижение в должности или даже потерять место прецептора из-за прекрасных глаз какой-то еврейки. Послушайся моего совета: брось эту погоню за дикими гусями и направь своего сокола на какую-нибудь другую дичь. Подумай, Буагильбер: твое теперешнее положение, твое будущее – все зависит от того места, какое ты занимаешь в ордене. Если ты заупрямишься и не откажешься от своей страсти к этой Ревекке, помни, что ты тем самым дашь право Бомануару исключить тебя из ордена. Бомануар, конечно, не упустит такого случая. Он ревниво охраняет верховный жезл в своей старческой руке и очень хорошо знает, что ты стремишься получить этот жезл. Он тебя погубит непременно, особенно если ты ему доставишь такой прекрасный предлог, как заступничество за еврейскую колдунью. Лучше уступи ему на этот раз, потому что помешать ты все равно не можешь. Вот когда его жезл перейдет в твои собственные твердые руки, тогда можешь сколько угодно ласкать иудейских девиц или сжигать их на костре – как тебе заблагорассудится.

– Мальвуазен, – сказал Буагильбер, – какой же ты хладнокровный…

– …друг, – подсказал прецептор, поспешно прерывая его фразу из опасения, чтобы Буагильбер не сказал чего-нибудь похуже. – Да, я хладнокровный друг, а потому и могу подать тебе разумный совет. Еще раз повторяю, что спасти Ревекку невозможно. Еще раз говорю тебе, что ты и себя погубишь вместе с ней. Иди лучше покайся гроссмейстеру: припади к его ногам и скажи ему…

– Только не к его ногам! Нет, я просто пойду к старому ханже и выскажу…

– Ну хорошо, – продолжал Мальвуазен спокойно, – объяви ему, что ты страстно любишь эту пленную еврейку. Чем больше ты будешь распространяться о своей пламенной страсти, тем скорее он поспешит положить ей конец, казнив твою прелестную чародейку. Между тем, сознавшись в нарушении обетов, не жди уж никакой пощады со стороны братии; тогда тебе придется променять то могущество и высокое положение, на которое ты надеешься в будущем, на судьбу наемного воина, участвующего в мелких столкновениях между Фландрией и Бургундией.

– Ты говоришь правду, Мальвуазен, – сказал Бриан де Буагильбер после минутного размышления. – Я не дам старому изуверу такого сильного оружия против себя. Ревекка не заслужила того, чтобы из-за нее я жертвовал своей честью и будущим. Я отрекусь от нее. Да, я ее предоставлю на волю судьбы, если только…

– Не ставь никаких условий, раз ты уже принял такое разумное решение, – сказал Мальвуазен. – Что такое женщина, как не игрушка, забавляющая нас в часы досуга? Настоящая цель жизни – в удовлетворении