Сама себе враг - Виктория Холт

– Вы намекаете на поведение мадемуазель де Монпансье? Я не принимаю всерьез эту особу, – ответила королева.

– Как раз ее поведение меня меньше всего задевает. Но вот слова герцога Анжуйского!.. – с возмущением заявила я.

– Прошу вас, не обращайте внимания. Филипп порой говорит не думая. Я строго отчитала его за непочтение… скорее – невоспитанность. Я уверена, он раскаялся. Лучше давайте подумаем, где найти подходящий для вас дом. Вы помните место, которое нам так понравилось по пути в Шайо? – Анна вернулась к своему первоначальному предложению.

– О, дорогая Анна, вы такая добрая и внимательная сестра, – с благодарностью произнесла я.

– Я понимаю ваши чувства, – ответила она. – Мне бы очень хотелось помочь вам.

– Я никогда не смогу купить дом, который мне понравится, – сказала я печально.

– Давайте сначала поищем его, а потом подумаем о покупке, – предложила Анна.

Милая, добрая Анна, она снова утешала меня.

В результате поисков мы наткнулись на небольшой замок в Коломбе, всего в семи милях от Парижа, но все же достаточно далеко, чтобы ощутить тишину и покой этого места. Там даже был небольшой храм с колокольней, построенной еще в двенадцатом веке. Замок был невелик, но уже на первый взгляд дышал уютом, и я сразу поняла, что в нем я смогу быть счастлива.

Когда мы с Анной принялись обставлять покои, я поверила, что все будет хорошо, и мое настроение заметно улучшилось.

Возможно, все это и было предзнаменованием наступающих лучших времен, ибо вскоре – пригожим сентябрьским днем 1658 года – в Коломбе примчался гонец.

Он так волновался, ожидая меня, что я сразу поняла, – мне доставили важное известие.

– Послание для королевы, – прокричал гонец, завидя меня. – Оливер Кромвель скончался!

Итак, Англия получила нового лорда-протектора.[66]Им стал Ричард Кромвель – сын Оливера.

Французский двор горячо обсуждал эту новость, а из Англии непрерывно шли сообщения. Ричард не был похож на своего отца – у него явно не хватало влияния в парламентских и армейских кругах, да он и не проявлял особого желания управлять страной. Он был слишком мягок; кое-кто даже поговаривал, что он по характеру напоминал скорее короля-мученика, чем своего отца Оливера Кромвеля.

– Что же будет? – все вокруг меня задавались одним и тем же вопросом.

Однако через несколько месяцев всеобщее возбуждение улеглось и все пришли к выводу, что у Карла нет никаких шансов вернуть себе престол и при Ричарде.

И тем не менее грозный полководец был мертв, и к нам продолжали поступать известия о том, что новый лорд-протектор не обладает качествами, которые обеспечили победу его отцу.

Анна тем временем, все больше волнуясь, подыскивала невесту для Людовика. В Париж на смотрины привезли мою племянницу Маргариту, дочь моей сестры Кристины. Девочка была некрасивой, к тому же оказалась старше Людовика. Он с первого взгляда невзлюбил ее, и мне стало жаль Маргариту, хотя в глубине души я радовалась ее поражению, ибо это означало, что у моей Генриетты возрастали шансы.

В то же время стало ясно, что Людовик давно обладал собственным мнением, отстаивать которое собирался. Для матери он был и радостью, и вечной головной болью. Она почти отчаялась найти сыну подходящую невесту, когда кардинал сообщил ей, что мудрая политика наконец увенчалась успехом – она не только принесла долгожданный мир с Испанией, но и обещание выдать замуж за Людовика инфанту Марию-Терезию.[67]А это было именно то, чего больше всего желала Анна, и она не смогла скрыть от меня свою радость, хотя и очень старалась не обидеть меня. Ведь она знала о моих планах относительно брака Генриетты и Людовика.

Но я давно привыкла к разочарованиям и не могла не испытать некоторого облегчения от сознания того, что если уж не повезло моей Генриетте, то по крайней мере и дурнушке Маргарите нечем было гордиться. Теперь я должна была смириться с мыслью о том, что моей Генриетте никогда не стать королевой Франции.

Когда французский двор отправился на границу Испании встречать инфанту, мы с Генриеттой остались в Париже. Как я была этому рада! Я предложила дочери съездить в Коломбе, чтобы развеялась ее печаль. Генриетта грустила, и я была уверена, что моя девочка переживает свою неудачу. Кажется, она любила Людовика, поэтому даже сознание того, что главным препятствием для замужества была ее бедность и то, что Карл до сих пор не вернул себе английский престол, не могло утешить ее.

Однажды, когда я в задумчивости отдыхала в своей любимой комнате, внезапно объявили о прибытии посетителя, и тут же на пороге возник высокий смуглый мужчина.

– Карл! – вскричала я, узнав сына.

Это был он, мой сын, сильно изменившийся за все эти годы. С нашей последней встречи прошло уже, наверное, лет шесть. Несмотря на произошедшие в нем перемены, он не утратил ни капли своего прежнего обаяния.

Целуя мне руку, Карл сказал:

– Я лишь с коротким визитом, матушка. Полагаю, мне осталось ждать недолго. Я уверен, что скоро меня попросят вернуться.[68]

Затем он живо повернулся и, схватив за руку одну из самых красивых моих придворных дам, сжал ее в объятиях и пылко расцеловал. Мы были несколько удивлены, пока он не назвал ее своей дорогой сестренкой Генриеттой. Только тогда я поняла, что он по ошибке принял молодую красавицу за принцессу. Но в самом ли деле он ошибся? Или просто притворялся, чтобы иметь возможность поцеловать хорошенькую девушку? Я не знала, что и думать. Но, в конце концов, какое это имело значение? Мой Карл был здесь, со мной, и я не могла нарадоваться сыну.

Я тотчас же послала за Генриеттой. Она подбежала к нему, и они обнялись. Их взаимная нежная привязанность ничуть не ослабела за годы его отсутствия.

Увидев своего брата, моя маленькая Генриетта едва не плакала от радости. Она ведь так его обожала! Я никогда не видела людей более преданных друг другу, чем эти двое. Я им даже немножко завидовала. Мне так хотелось быть более дружной с Карлом, но я не могла простить ему того, что он встал на сторону Генри, осуждая мое поведение.