Доктор Джонс против Третьего рейха - Александр Тюрин

— Или ливийцам, или ахейцам, — несколько встрепенулся Птахотеп. — И вообще, у верных слуг Большого Дома различие кровей утрачено, в их жилах течет одна лишь светлая преданность…

— Тем не менее Сердце-Чати* подсказало мне, что я найду в вас соучастие, правогласный Птахотеп.

— Моя Ба говорит мне, что помощь, оказанная вам, станет зерном, брошенным в благодатную почву, — аккуратно высказался сановник.

— С вашей Ба трудно спорить. О, родич Птахи, я благодарю Семь Хатхор за то, что именно вы заведуете в Совете Большого Дома перепиской с фиванским храмом Амона.

— Какая сила вдохнула в вас такую проницательность? — попробовал выяснить ушлый Птахотеп.

— Переписка властителей — есть кровеносные жилы государства. Сама благодетельная Маат намекнула мне, что такой Столп Большого Дома, как вы, обязательно должен поддерживать Владыку в столь ответственном деле. Ведь от равновесия Большого Дома и Храма Амона зависит порядок в стране Кеме. Лиши вас Владыка этой работы, и вы вскорости исчахнете от желчи, переполнившей ваши благородные внутренности.

— Слова Сердца вашего, Питхор Иосепт, проникнуты мудростью Тота, — согласился Птахотеп.

— Я хотел узнать, не направлялось ли донесение из Большого Дома в Храм Амона о скорой перевозке трофейного ковчега в какое-либо известное или потайное место?

И тут Птахотеп запыхтел от внутреннего жара, несмотря на достаточно свежий ветер, задувающий с моря.

— Из ваших глаз, начальник полка Пта, выглядывает злой демон, — наконец произнес он.

— Вы происходите от Иосефа, поэтому и вам, и вашему Ка не должна быть безразлична судьба израильской святыни.

— Я — египтянин и Страж Южных Врат Большого Дома, — отчеканил напряженный Птахотеп.

— Да, и Столп Большого Дома. Но если вы не поможете мне, то Бог Израиля непременно поразит вас своим гневом. А я уж нагляделся на то, как в Храме Соломона он превращал людей в квашню, совершенно негодную для изготовления даже самых посредственных священных останков.

— Я вынужден немедленно расстаться с вами, Питхор Иосепт. Ваша Ба замутнена дыханием злого Сета.

— Надолго ли мы расстанемся? Ничто сейчас не освежает вашу память? Я стану вашей второй Ба и напомню, что храм смог заполучить каменоломни Пер-Неб-Она именно благодаря вам. И не с вашим ли живым участием храм Амона подсунул колдунью-жрицу в женский дом нашего Владыки?

— Я все равно оставляю вас наедине с вашими демонами. Сет вошел в ваше Сердце, — Птахотеп махнул рукой гребцам и плюхнулся под балдахин, барка же под резкие выкрики «кхе-ху» стала удаляться от ладьи Питхора Иосепта.

Тут и Ка, и Ба хором заорали полковнику, что Птахотеп заложит его, и тогда, в лучшем случае, светит ссылка в крепость Чар на границе со страной Ретену, причем нос и уши провинившегося будут отделены от головы. А в худшем — ему пропишут сотню палок и дыхание жизни покинет его ноздри. Недовольный Ка-хранитель навсегда оставил Питхора Иосепта и вернулся в дом Пта, даже Ба шмыгнула прочь темной тенью.

— Ну как теперь, Господь Израиля? — сокрушенно прошептал военачальник. — Это ведь ты разлучил меня с богами Египта. Может, вера в тебя правильна и благостна, но раб твой становится жуком на дороге, по которой марширует отряд солдат. Упорхнул мой Ка. И Ба стремглав убежала. Благая Маат с небесной Хатхор теперь не обратят в мою сторону свои светлые лики, лишь скверные демоны пустыни совьют мерзостное гнездо в моем опустевшем сердце.

И вдруг Питхор Иосепт понял — между ним и Богом нет ничего, ни божеств, ни демонов. Все они, и дарители, и упыри, оказались рябью на воде. Питхор Иосепт сам был полюсом напряжения, но бесконечно бОльшим полюсом являлся Господь, и вот между ними проскочила молния.

— Слушай, Израиль, Господь Бог Наш, Господь Един…

В этот момент перед баркой Птахотепа вспенился бурун, будто со дна заторопилось к поверхности животное размером с пять упитанных бегемотов. Бурун ударил в борт, и трое гребцов кувырнулись за борт. А затем жуткое водяное явление приподняло барку и закружило ее.

— Вода промыла мои глаза! — донесся жалкий голос Птахотепа. — Я вижу, что был неправ, когда не слушал своего мудрого Ка, дарованного богами… какой-то вредный демон сидел в моей утробе и нашептывал дурное…

Тут волна плюнула ему в рот, и он поперхнулся, но немного погодя бурун спрятался под поверхность воды, и барка стала замедлять свое вращение.

Используя момент раскаяния, Питхор Иосепт пошел в наступление:

— Похоже, уста моего друга выплюнули вредного демона и дышат сейчас одной лишь правдой. Я знаю, что правогласный искусно владеет тайнописью, которой Большой Дом пользуется для сообщения с фиванским храмом.

— Но этой тайнописью не составлялись никакие послания, в которых имелся бы хоть один знак о ковчеге израильского бога. Клянусь Тотом, создателем тайных слов.

— Вы явно находитесь сейчас в благой власти Маат. Так отверзните еще раз свои уста, чтобы голая правда беспрепятственно текла из вашего Сердца. Не проходили ли через вашу Палату донесения, составленные какой-то незнакомой вам тайнописью?

— Да, было одно такое донесение, — после паузы, заполненной мучительным кряхтением, Птахотеп все-таки выпустил правду наружу. — Его сразу же изъял начальник личных писцов Владыки. Я не смог понять в нем ни одного знака.

— А какое имя у этого достойного человека?

— Мериамон. Но он никогда не покидает обитель Владыки.

— Я сам появлюсь там. Вы должны только заманить моего будущего друга Мериамона на гостевую половину. Там я угощу его соком одного эфиопского растения, и его Сердце-Ба раскроется, как орех, а дух-Ка вознесется высоко в объятия небесной Нут.

На аудиенции у начальника кавалерии Питхор Иосепт безуспешно выпрашивал конницу для укрепления полка Пта, но ему объяснили, что одна лошадь стоит дороже десяти солдат. Затем дворцовый раб должен был провести военачальника через Двор Услады Ра к Воротам Добродетельного Служения, сквозь которые впускались-выпускались все чиновники средней руки.

Они шли по дорожке, усыпанной красным туфом, среди двух рядов аккуратно подстриженных магнолий, ниже которых ветвился густой тамариск. Раб с жезлом чуть впереди, полковник на шаг позади.

И вот на прямом отрезке дорожки никого кроме них нет.

— Эй, достойный слуга своего властелина, сила моего зрения ослабла из-за песка пустыни, но мне кажется, там под кустом покоится тело, принадлежащее благородному человеку. Вдруг в нем еще струятся жизненные соки? А если нет, то оно нуждается в превращении в священные останки, — заботливо произнес полковник.

— Где оно, господин? — задался вопросом провожатый.

— Да вот там.

Подневольный человек стал вначале вытягивать голову, потом туловище. И в какой-то момент получил удар в основание черепа, после чего сам был заброшен в кусты.