Пассажир - Жан-Кристоф Гранже

Амсалем убрал со стола ноги и с видом заговорщика склонился к Нарциссу:

— На протяжении долгих веков искусство лизало задницу власти! Поддерживало официальное вранье! Разжигало в Европе вражду к евреям! Все эти картины с гойским концом у мальчишки лили воду на мельницу антисемитизма!

Он посмотрел на часы и вдруг без перехода спросил:

— Ты зачем пришел?

Нарцисс ответил так же лаконично:

— Посмотреть на свою картину.

— Нет ничего легче. Она висит у меня в спальне. Что-нибудь еще?

— Нет… Да. Я хотел бы позаимствовать ее у вас на один день.

— Зачем?

— Мне надо кое-что проверить. Я ее сразу же верну.

Амсалем без колебаний протянул ему через стол раскрытую ладонь:

— Done![30]Забирай! Я тебе доверяю.

Нарцисс растерянно хлопнул хозяина по руке. Он не ждал, что все будет так просто. Амсалем прочитал его изумление. Вынув изо рта с чувственными губами сигару, выдохнул дым и произнес:

— Во Франции существует такая штука, как моральное право художника. И я его приемлю. Я купил твою картину, парень, но ее автор ты, а не я. Эта картина всегда останется твоей, сколько бы столетий ни миновало! — Он рывком поднялся с дивана. — Пошли.

Нарцисс поплелся за ним по коридору, обитому черным атласом. За открытыми дверями — сплошь мрамор и золото — виднелись итальянские бюсты, гобелены, лакированные комоды. Нарциссу казалось, что он попал в лавку венецианского антиквара.

Амсалем привел его в одну из комнат, большую часть которой занимала белая с золотом кровать. Над изголовьем висела картина размером 100 на 60 сантиметров. Его картина. Коллекционеру достался «Клоун». Классический клоун. С выбеленным лицом, двумя черными полукружьями под глазами, с дудочкой и воздушным шариком в руках.

Нарцисс приблизился к картине. Он узнавал красноватую гамму, жесткую выразительность черт, саркастическую гримасу на лице… Но лишь сейчас он своими глазами увидел рельеф картины. Ее надо не столько смотреть, сколько трогать. Краски дыбились, словно потоки лавы, прокладывая себе искривленные, яростные, страстные борозды. Клоун был изображен в таком ракурсе, что зритель был вынужден смотреть на него снизу вверх, и оттого казалось, что персонаж картины господствует над миром.

В то же самое время карикатурный грим, испуганное, даже жалкое выражение лица лишали его всякого величия. Картина изображала человека, который являл собой тирана и раба, повелителя и подчиненного. Возможно, она символизировала его обманную судьбу?

Амсалем шлепнул его по спине:

— Ты гений, парень! И в том нет никаких сомнений!

— Скажите, — вдруг спросил он, — вам о чем-нибудь говорит это слово: matriochka?

— А, это такие русские куклы, да? Но что именно тебя интересует?

— Да нет, ничего.

Амсалем сдернул картину со стены и заискивающим тоном профессионального продавца проворковал:

— Завернуть, месье?

* * *

— Да что такое сегодня с этим вашим Нарциссом?

Филипп Пернати все в том же фланелевом сером костюме всплеснул руками. Стены зала были увешаны странными картинами. Похожими на нотные партитуры: по круговым нотоносцам рассыпаны тысячи музыкальных значков и пугающих лиц.

Анаис чувствовала себя в отличной форме. Действие амфетаминов продолжалось. Позвонив Кронье, она поехала прямо в аэропорт Ниццы. Таким образом, эстафету перехватил марсельский сыщик. Он даже согласился не упоминать о ее присутствии на месте преступления. Следуя за указаниями навигатора, она успела попасть на парижский рейс, вылетавший в 10.20, — когда она садилась в самолет, внедорожник с убийцами подъезжал к парижскому кварталу Порт-де-ла-Шапель.

Часом позже самолет приземлился в Орли. Она включила прибор: те, за кем она гналась, побывали на улице Тюрен, остановившись между домами номер 18 и 20, где провели примерно двадцать минут. Она взяла напрокат машину. В какой-то миг ей стало страшно, что девушка за стойкой фирмы «Avis» откажется подписывать с ней договор, настолько перевозбужденной она выглядела. Но все же вскоре она уже садилась за руль «опеля-корса», снабженного GPS-навигатором: она слишком плохо знала Париж, чтобы обойтись без его помощи.

Типы во внедорожнике тем временем покинули улицу Тюрен и отправились на авеню Фош. Судя по всему, они следовали каким-то строго определенным маршрутом, но Анаис понятия не имела каким. Оставалось надеяться, что они не устилают свой путь горами новых трупов.

На улице Тюрен она заметила галерею Пернати и, руководствуясь чистой интуицией, решила в нее заглянуть. И правильно сделала. Владелец выдал ей недостающую информацию. Нарцисс был художником с «Виллы Корто». Пернати недавно продал все его картины — около тридцати штук, — написанные с сентября по октябрь 2009 года, парижским коллекционерам.

О чем-то в этом роде она и сама уже догадывалась. До того как стать психиатром Матиасом Фрером и бомжем Виктором Янушем, ее загадочный герой был Нарциссом — сумасшедшим художником, проходившим лечение в специальном заведении в окрестностях Ниццы…

Галерист показал ей полароидные снимки некоторых его работ. Странные автопортреты! Один и тот же человек в костюмах разных персонажей. В цветовой гамме доминировал красный — цвет крови. По настроению они также отличались двойственностью — полупафосные, полуиздевательские. Вроде бы слушаешь гимн, но оркестр, который его играет, жутко фальшивит.

— Кто приходил к вам сегодня и интересовался Нарциссом?

Галерист издал судорожный вздох:

— Сам Нарцисс и приходил.

— В котором часу?

— Около одиннадцати.

В это время убийцы как раз подъезжали к галерее. Значит, ее догадка верна. Они выследили свою дичь. И теперь шли за ней по пятам, поджидая удобного момента, чтобы нанести удар. Сердце подпрыгнуло в груди.

— Зачем он приходил?

— Посмотреть на свои картины.

— Вы ему их показали?

— Как? Они же проданы. Он попросил список людей, которые их приобрели.

— И вы дали ему этот список?

— Он был вооружен!

Анаис покосилась на айфон: модель Q7, сделав остановку на авеню Виктора Гюго, снова тронулась в путь, на сей раз в направлении площади Трокадеро. Ага, понятно: Януш объезжал коллекционеров, а убийцы его негласно сопровождали.

— Распечатайте мне копию списка. Побыстрее.

— Но это конфиденциальная информация! Это совершенно…

— Послушайте моего совета. Распечатайте мне этот снимок. Иначе дело обернется очень худо. Я имею в виду, лично для вас.