Воспоминания Элизабет Франкенштейн - Теодор Рошак

У Виктора при себе пистолет; он пытался спрятать его от меня, но я увидела его среди вещей. Виктор охвачен страхом; он не может скрыть его. Думаю, в этот самый момент он шарит в доме и вокруг. Он знает об опасности, подстерегающей нас, и думает, что способен защитить меня. Он не может меня защитить.

Кружится голова. С утра чувство покорного безразличия.

Буря обрушивает на нас гром и ливень; гремит что есть мочи, будто земля — барабан. В окно вижу, как, бешено извиваясь, пляшет огонь среди туч; то и дело в свете молнии ясно, как днем, вспыхивает купол Монблана. Словно небеса раскололись и оттуда вырывается сияние Эмпирея.

Это недолгое время, этот час…

Я должна записать.

Это не мои слова.

Это…

Это не…

Я вижу гибель мира.

Вижу громадные машины в чреве Земли.

И вижу, горы рушатся.

И вижу, молния укрощена и создает раба людей.

И вижу унижение великой Природы.

И слышу, небо кричит голосом железа.

И вижу, из Земли прорастает смертоносный смердящий сад из десятков и сотен огромных распускающихся цветов огня.

И слышу, электричество говорит миллионом голосов.

И вижу, люди возводят города, не нуждающиеся ни в солнце, ни в луне.

И вижу, люди отворачиваются от прекрасного лика земли, ища новые миры в пустоте. Вижу, они поднимаются в пустоту.

И вижу, пожирает пустота сердца людей.

И чувствую, смертельный холод опускается на землю.

И вижу, люди воплощают свои фантазии в плененную материю.

И вижу, люди создают существ, зародившихся в их воображении.

И вижу, люди плодятся без помощи женщин.

И вижу чудовищ, пресмыкающихся пред своими создателями и восстающих против них.

И слышу тихий стук в окно, и знаю, кто это.

И слышу свой голос, приветствующий запоздалого свадебного гостя.

И слышу себя, просящую о милости забвения. И вижу себя, лежащую на этой кровати. Себя, простертую на этом брачном ложе. Себя, нагое приношение. Себя, последнюю женщину на земле. Вижу…[65]

Читатели вспомнят рассказ самого Виктора Франкенштейна о том, как Элизабет встретила свою смерть в гостинице в Эвиане в ту роковую брачную ночь. Вскорости после того, как были написаны приведенные выше слова, Элизабет нашли мертвой в ее спальне. Она была задушена. Первым нашел ее Виктор. Он обходил дом и сад, предпринимая все меры предосторожности, чтобы защитить себя и свою невесту, когда, по его словам, услышал вопль, раздавшийся из комнаты Элизабет. Отперши дверь спальни, он заметил в окне убийцу жены и выстрелил в него. Хозяин гостиницы, его семья и постояльцы тут же по команде Виктора бросились обыскивать сад в поисках убийцы, но не нашли никаких следов его. По сей причине, когда поиски завершились ничем, немедленно на Виктора легло подозрение в том, что он сам совершил убийство, каковое по сей день остается легендою ближайших окрестностей.

Летом 1821 года мне удалось разыскать дочь хозяина гостиницы, некогда встречавшую новобрачных в Эвиане в бушующую грозу и провожавшую их в гостиницу. В то время ребенок двенадцати лет, она живо помнила кошмарные события той ночи. Будучи спрошена о чудовище, лишившем жизни Элизабет, женщина не колеблясь заявила, что она, как и ее родители, всегда считала это существо выдумкою Виктора Франкенштейна. Она не знает никого, кто слышал бы крик убитой женщины; все сбежались на звук выстрела. Она твердо была убеждена, что Виктор был убийцей, что он задушил молодую в приступе безумной ревности. И правду сказать, то, что мертвую Элизабет нашли раздетой в комнате, куда лишь он мог войти, делало преступление из страсти очевидным и разумеющимся.

Печально, что среди тех, кто помнил о преступлении, преобладало мнение сей женщины; хотя Виктор так и не был ни арестован, ни подвергнут допросу, он не мог доказать своей непричастности к этому делу. Даже барон, спустя несколько дней умерший от удара, сошел в могилу, скорее всего, убежденный, подобно другим, что руки его сына обагрены кровью Элизабет. Невероятный рассказ Виктора о кровожадном и ужасном существе, разгуливающем на свободе, ничем не мог быть подтвержден. Это обстоятельство в конце концов склонило меня записать все, что я нашел в воспоминаниях Элизабет, чтобы вернуть Виктору Франкенштейну его доброе имя. Поскольку я единственный в целом свете могу засвидетельствовать существование чудовища, лишившего Элизабет жизни, надеюсь, эти несколько последних страниц, пусть и попорченных автором, находившимся на ранней стадии безумия, умерят подозрения, кои продолжают преследовать этого человека столь трагической судьбы. В каких бы преступлениях по праву ни обвиняли Виктора Франкенштейна, мир должен знать, что молодая его жена погибла не от его руки.

Вслед за смертью отца Виктор слег в горячке, которая держала его в постели несколько недель. Когда он настолько оправился, что начал вставать, в нем созрело решение отомстить злодею, разрушившему его жизнь. Так началась охота за чудовищем — два года по пустыням и тундре, от Средиземного моря к Черному, и в результате он оказался на полярном севере. Там осенью 1799 года наши пути пересеклись в замерзшем море; и так он наконец нашел человека, достаточно терпеливого и сочувствующего, чтобы записать его историю. И лишь когда я исполнил свой долг, Виктор Франкенштейн, истощенный и измученный многими страданиями, умер у меня на руках. На другой день, едва льды расступились и наш корабль повернул к югу, демон, которого Франкенштейн преследовал по всей планете, ворвался в мою каюту, требуя отдать ему земные останки его создателя. Он обещал мне, что и он сам, и тот, кто создал его, исчезнут в огне общего погребального костра в самой северной точке мира. В последний раз увидел я мерзкое существо, когда оно на прощание махнуло мне с ледяного плота, который уносил его во тьму и даль.

Теперь многие годы отделяют меня от того необычайного эпизода, когда среди ледяной пустыни я послушно записывал то, что принимал за бред сумасшедшего. До сего дня не могу понять, для чего я это делал, разве что на то была воля Провидения. Место было странное; но еще более странным было символическое положение, в котором находился я несколько дней. Вместе с проклятой душой я был в мире мертвых. Тогда я этого не понял, но Арктика, недоступная, бесчеловечная и безжизненная, олицетворяла собой наследие Франкенштейна полней любого другого пейзажа, какой в силах явить воображение. Она воплощала ту ледяную нижнюю область ада, куда Данте поместил злейшего врага Бога. По убеждению поэта, даже грех самого кровавого убийства, совершенного из страсти или гнева, не столь ужасен, как грех преднамеренного злодеяния, за который Сатана осужден навечно. Будучи ангелом света, Сатана использовал свой интеллект, чтобы восстать против своего Создателя. Не явилась ли судьба Франкенштейна, часто думал я, предвестием будущего, когда холодный и бесчувственный Разум завладеет изобильной Природой и превратит ее в подобную ледяную пустыню?