Перед заморозками - Хеннинг Манкелль

Но сейчас дело касалось Марии. Сначала она угрожала прыгнуть, потом застрелиться, потом снова собралась прыгнуть, пообещав застрелить любого, кто попытается к ней приблизиться. От матери никакого проку не было — она была в стельку пьяна. К тому же был риск, что она начнет орать на дочь и тем самым подтолкнет ее к непоправимому решению.

Уже несколько человек пыталось говорить с девочкой из чердачного окна метрах в двадцати от того места, где она сидела у водосточной трубы. За пять минут до этого с ней попытался наладить контакт старый священник, но она направила на него ружье, и он ретировался. Лихорадочно искали какую-нибудь подругу Марии — может быть, той удастся ее отговорить. Сомнений в том, что девочка может в любой момент привести свою угрозу в исполнение, ни у кого не было.

Линда попросила бинокль и посмотрела на девочку. Она сразу, как только получила сообщение, вспомнила, как сама балансировала на парапете моста. Увидев дрожащую, судорожно вцепившуюся в ружье девочку, замерзшие на ее лице слезы, она словно увидела себя саму. За спиной она слышала, как Сундин, Экман и священник прикидывают, что делать дальше.

— Я хочу с ней поговорить, — сказала Линда.

Сундин с сомнением покачал головой.

— Я когда-то была в такой же ситуации. К тому же, может быть, для нее имеет значение то, что я не намного старше ее.

— Я не могу подвергать тебя риску. Ты еще недостаточно опытна, чтобы понимать, что можно и чего нельзя говорить. К тому же ружье заряжено. И она в полном отчаянии, может выкинуть все, что угодно. Рано или поздно она выстрелит.

— Стоит попробовать, — решительно сказал священник.

— По-моему, тоже, — сказал Экман. — Мы ничего не теряем.

Сундин засомневался:

— Может быть, сначала позвонишь отцу и посоветуешься?

Линда рассвирепела:

— Он-то какое имеет к этому отношение? Это мое дело, не его. Мое и Марии Ларссон.

Сундин сдался, но прежде чем разрешил подняться на чердак, снабдил ее каской и бронежилетом. Жилет она оставила, но каску сняла — не хотела пугать девочку. Та услышала ее шаги по черепичной крыше и направила на нее ружье. У Линды на секунду возникло искушение юркнуть назад в чердачное окно.

— Не подходи! — истерически закричала Мария. — Я выстрелю и прыгну!

— Успокойся, — сказала Линда. — Я не собираюсь к тебе подходить, буду стоять здесь и с места не сдвинусь. Просто хочу с тобой поговорить.

— Что ты можешь мне сказать?

— Почему ты решилась на это?

— Я хочу умереть.

— И я когда-то хотела. Это мне и надо было тебе сказать.

Девочка не ответила. Линда подождала и начала рассказывать, как она была готова броситься с виадука и кто ей помешал это сделать.

Первой реакцией Марии была злость.

— Какое это имеет отношение ко мне? Моя история закончится там, на мостовой. Уходи. Последние минуты я хочу побыть одна.

Линда в отчаянии соображала, что еще она может сделать. Она-то считала, что достаточно будет сказать ей, что она не одна такая, и все будет в порядке. Теперь она поняла, насколько была наивна. Я видела, как умерла Анна, подумала она. Но еще важнее — я видела, как счастлива была Зебра, избежав смерти.

Она решила продолжить.

— У тебя есть ради чего жить, — сказала она.

— Нет. Мне незачем жить.

— Кинь мне ружье и иди сюда. Сделай это ради меня.

— Ты меня не знаешь, и я тебя не знаю.

— Нет. Но я тоже хотела прыгнуть. До сих пор мне снятся кошмары, как я стою на этих перилах.

— Мертвым кошмары не снятся.

Они продолжали говорить. Через какое-то время — Линда не могла бы сказать, как скоро, для нее время остановилось с того момента, как она высунула голову в чердачное окошко, — через какое-то время она заметила, что девочка начала с ней разговаривать. Голос стал спокойнее, не такой визгливый. Это первый шаг. Я уже обвязала ее невидимой веревкой. Но по-прежнему все было неясно. Линда исчерпала все аргументы и неожиданно для себя самой горько заплакала. И тогда Мария сдалась.

— Пусть они погасят прожектора, — сказала она. — Я никого не хочу видеть, особенно мать. Только тебя. И я еще не хочу уходить отсюда.

Линда заколебалась — вдруг это какая-то уловка? Может быть, она хочет, чтобы погасили прожектора и затем прыгнуть?

— Почему бы тебе не спуститься со мной?

— Я хочу минут десять побыть одна.

— Зачем?

— Почувствовать, как это — вдруг снова решить жить.

Линда спустилась вниз. Прожектора погасли. Сундин засек время. Вдруг на нее мощной волной из темноты нахлынули воспоминания о сентябрьских событиях. Она была счастлива, что работа и новая квартира отнимали столько времени, что ей некогда было вспоминать все происшедшее. Но, может быть, больше всего ей помог окончательно прийти в себя роман со Стефаном Линдманом. Они начали встречаться вне работы, и где-то в середине октября Линда поняла, что влюблена не только она. Сейчас, когда она всматривалась в темную фигурку на крыше, она поняла, что все эти страшные события остались позади.

Она все время притопывала, чтобы не замерзли ноги, но еще больше — от нетерпения. Неужели Мария передумала? Сундин пробормотал, что осталась одна минута. Потом машина подъехала к дому, подняли лестницу. Двое пожарных помогли Марии спуститься, третий поднялся, чтобы забрать оружие. Линда сказала Сундину и остальным, что обещала, что никто не будет к девочке приставать, и настояла, чтобы ее обещание было выполнено. Когда Мария спустилась на землю, около машины не было никого, кроме Линды. Линда обняла ее, и обе вдруг горько зарыдали. У Линды возникло странное чувство, как будто она обнимает саму себя. Впрочем, может быть, так оно и было.

Поодаль стояла «скорая помощь». Линда проводила Марию и помогла ей забраться в машину. Под колесами захрустело — уже начались ночные заморозки. Все по очереди — пожарные, полицейские, священник — подошли, чтобы пожать ей руку.

Линда и Экман задержались немного, дождавшись, пока уедут пожарные и рассеется толпа. Тут поступил вызов — пьяный водитель на Эстерледене. Экман завел мотор. Линда выругалась про себя. Ей очень хотелось вернуться на работу и выпить кофе.

Но с кофе придется подождать. Так же, как и со многим другим. Она перегнулась к Экману, чтобы посмотреть на термометр.

Минус три. Осень в Сконе закончилась. Наступала зима.

Есть один человек, оказавший мне неоценимую помощь при написании этой книги. Он попросил не называть имени, поэтому я только скажу, что человек этот — женщина-полицейский из Центральной Швеции. Я глубоко благодарен за ее терпение и мудрость.

То, что вы прочитали, — роман. Это значит, что я особенно не затруднял себя стопроцентным правдоподобием. В книге встречаются и совсем уж немыслимые утверждения, как, например, что полиция в Истаде якобы оснащена оборудованием для записи всех входящих разговоров. Но, может быть, скоро так и будет.