Сегун - Джеймс Клавелл

— На войне.

— Сколько времени вы были одна?

— Мы говорим, что время не имеет единой меры, это время может быть как заморозок, или молния, или слеза, или осада, или шторм, или заход солнца, или даже как скала.

— Это очень умно сказано, — заметил он. Потом добавил: — Ваш португальский очень хорош, сеньора. И ваша латынь. Лучше, чем у меня.

— У вас медоточивый язык, Анджин-сан!

— Это хонто!

— «Хонто» хорошее слово. Хонто — это то, что однажды в деревню забрел святой отец. Мы были похожи на две потерявшиеся души. Он оставался четыре года и очень помог мне. Я рада, что я могу свободно говорить, — сказала она без жеманства. — Мой отец хотел, чтобы я выучила языки. Он считал, что мы должны знать дьявола, с которым нам придется иметь дело.

— Он был мудрый человек.

— Нет. Не мудрый.

— Почему?

— Когда-нибудь я расскажу вам его историю. Она печальная.

— Почему вы были одна целую скалу времени?

— Почему вы не отдыхаете? Нам еще предстоит долгий путь.

— Вы хотите в паланкин? — Он снова собрался встать, но она покачала головой.

— Нет, спасибо. Пожалуйста, оставайтесь где сидите. Мне нравится идти пешком.

— Хорошо. Но вы не хотите больше поговорить?

— Если вам хочется, мы можем поговорить. Что бы вы хотели узнать?

— Почему вы были одна целую скалу времени?

— Меня отослал мой муж. Мое присутствие раздражало его. Он имел полное право так сделать. Он оказал мне честь, не разведясь со мной. Потом он оказал мне даже еще большую честь, приняв обратно меня и моего сына. — Марико взглянула на него. — Моему сыну уже пятнадцать лет. Я уже старая дама.

— Я не верю вам, сеньора.

— Это хонто.

— Сколько вам было лет, когда вы вышли замуж?

— Много, Анджин-сан. Очень много. Мы говорим: возраст подобен заморозку, или осаде, или заходу солнца, иногда даже скале. — Она засмеялась.

«В ней все так изящно», — подумал он, зачарованный ею.

— О, почтенная госпожа, старость выглядит миловидно.

— Женщин, Анджин-сан, большой возраст никогда не красит.

— Вы мудры так же, как и красивы. — Латынь пришла легко, и хотя она звучала более формально и более возвышенно, но была и более интимна. «Следи за собой», — подумал он.

«Никто не называл меня красивой раньше, — повторила она про себя. — Я хотела бы, чтобы это было правдой».

— Здесь не принято обращать внимание на женщин, принадлежащих другим мужчинам, — сказала она. — Наши обычаи очень строги. Например, если замужнюю женщину застанут наедине с мужчиной в комнате с закрытой дверью — тем более, если они одни ведут интимную беседу, — по закону ее муж, или его брат, или его отец имеют право сразу же убить ее. Если девушка незамужняя, отец может в любой момент сделать с ней все, что захочет.

— Это нечестно и нецивилизованно, — сказал он, но минуту спустя пожалел об этом.

— Мы считаем себя вполне цивилизованными, Анджин-сан. — Марико была рада, что ее обидели, так как это разрушало охватившее ее очарование этим человеком и рассеивало всю возникшую между ними теплоту. — Наши законы очень мудры. Есть достаточно много женщин, свободных и незанятых, которые встречаются повсюду, чтобы мужчина мог выбрать себе любую. Это, правда, защита для женщин. Обязанности жены — только по отношению к мужу. Будьте терпеливым, вы еще увидите, как мы цивилизованны и развиты. У женщин свое место, у мужчин свое. Мужчина может иметь только одну законную жену одновременно и, конечно, много наложниц, но женщины у нас имеют намного больше свободы, чем испанские или португальские дамы — судя по тому, что мне рассказывали. Мы можем свободно ходить, куда захотим и когда захотим. Мы можем оставить наших мужей, и если захотим, — развестись с ними. Мы можем отказаться выйти замуж, если захотим. Мы владеем собственным состоянием и имуществом, нашими телами и нашим духом. Мы имеем большие полномочия, если захотим. Кто следит за вашим состоянием, за деньгами в вашем доме?

— Я, естественно.

— Здесь жена присматривает за всем. Деньги для самурая ничто. Настоящий мужчина их презирает. Я веду все дела моего мужа. Он принимает все решения. Я только выполняю его желания и оплачиваю его счета. Это оставляет его абсолютно свободным для выполнения долга перед господином, что является его единственной обязанностью. О да, Анджин-сан, вы должны быть очень терпеливы, прежде чем сможете начать критиковать.

— Это была не критика, сеньора. Просто мы верим в священность жизни: никто не может так просто убить человека, без решения законного суда — суда по законам королевы.

Она не позволила себе смягчиться.

— Вы говорите много вещей, которые я не понимаю, Анджин-сан. Разве вы не сказали «нечестно и нецивилизованно»?

— Да.

— Тогда это как раз и есть критика, не так ли? Господин Торанага просил меня сказать вам, что нехорошо критиковать не зная. Вы должны помнить о нашей цивилизации, нашей культуре, которым уже тысячи лет. Три тысячи из них подтверждены документами. О да, мы древний народ. Такой же древний, как тот, что населяет Китай. На сколько веков назад уходит ваша культура?

— Не так на много, сеньора.

— Наш император, Го-Нидзи, сто седьмой представитель одной непрерывной династии, прямо восходит к Джимму-Тенно, первому обитателю земли, который был потомком пяти поколений земных духов и перед ними семи поколений небесных духов, которые произошли от Ку-Куни-токо-таси-нох-Микото — самого первого духа, который появился, когда небо откололось от небес. Даже Китай не может сказать, что у него такая история. Сколько поколений нынешние ваши короли правят вами?

— Наша королева третья из династии Тюдоров, сеньора. Но она старая и бездетная, так что эта династия прекращается.

— Сто семь поколений до богов, Анджин-сан, — гордо повторила она.

— Если вы верите в это, как вы можете при этом говорить, что вы католичка? — Он увидел, как она вскинула голову, потом пожала плечами.

— Я только десять лет христианка и, следовательно, новичок, хотя и верю в христианского Бога, в Бога-отца, и Сына, и Святого Духа, всем своим сердцем, но наш император выше всего. Да, я христианка, но прежде всего я японка.

«Не ключ ли это ко всем вам? Что прежде всего вы японцы? — спросил он себя. Он смотрел на нее, удивленный тем, что она сказала. — Их обычаи безумны! Деньги ничего не значат для настоящего мужчины? Это объясняет, почему Торанага был так презрителен, когда я упомянул о деньгах при первой встрече. Сто семь поколений? Невозможно! Немедленная смерть только за то, что ты без всяких задних мыслей побыл в закрытой комнате с женщиной? Это варварство — открытое приглашение к убийству. Они защищают и восхищаются убийцей! Разве это не то, что сказал Родригес? А то, что сделал Оми-сан? Разве он не так убил того крестьянина? Клянусь кровью Христа, я не думал об Оми все эти дни. И о деревне, и о погребе, и как я стоял перед ним на коленях. Забыть его, послушаться ее, быть терпеливым, как она сказала, расспрашивать ее, так как она поможет найти, чем можно привлечь Торанагу для исполнения твоего плана. Теперь Торанага абсолютно у тебя в долгу. Ты спас его. Он знает это, все знают это. Разве она не благодарила тебя за его спасение, не за свое?»