Флот, революция и власть в России. 1917-1921 - Кирилл Назаренко

30 мая 1921 г. коморси объявил своим приказом новую структуру наркомата, утвержденную СНК[1172].

Комиссия поставила вопрос о некотором улучшении снабжения флота. Так, она предложила установить, что наряды на уголь для траления должны выдаваться особо, отдельно от нарядов на учебные цели морских сил. Это решение было вызвано установившейся практикой сокращения нарядов на уголь для флота, а так как сокращение траления было невозможно, то остальные силы флота страдали особенно сильно, подготовить доклад в РВСР о заводах, необходимых для судоремонта и «обратить внимание Главснабпродарма на снабжение Кавказской армии и Кавказской (Каспийской? – К. Н.) флотилии, базируя его на Туркестан»[1173].

20 августа 1921 г. состоялось заседание РВСР, посвященное флоту. На нем присутствовали Л. Д. Троцкий, С. С. Каменев, П. П. Лебедев, А. В. Немитц, И. Д. Сладков, С. И. Гусев, В. И. Зоф, Г. Г. Ягода и другие[1174]. Выслушав доклад С. И. Гусева, комиссия утвердила стратегические задания, выработанные комиссией С. И. Гусева для флотов, несколько конкретизировав их. Для Каспийского моря было решено «сохранять государство (видимо, господство. – К. Н.) на море», на Черном – оборонять побережье, особенно Керченский пролив, на Балтике – оборонять приморский фланг Карельского фронта и сохранять обладание Ладожским озером, а также создавать кадры для флота, на Севере – охранять промыслы, устье Двины и Кольского залива. Были утверждены приложения 1–3 к решениям комиссии Гусева. Приняли решение немедленно демобилизовать возраста 1889–1892 годов рождения, 1893–1895 годы временно задерживались на службе. Особое внимание предполагалось уделить укомплектованию флота «политически надежным личным составом». Должность командующего Морскими силами (Коморси) было решено переименовать в помощника главнокомандующего по морским делам (Помглавкомор), должность помощника Коморси по техническо-хозяйственной части решили упразднить, ГМХУ и ГМТУ – расформировать, «все центральные учреждения Морского комиссариата свернуть в один Морской штаб Республики, подчиненный через Помощника Главнокомандующего по морским делам Главнокомандующему всеми Вооруженными силами Республики и являющимся его органом управления флотом. Разработанная командующим Морскими Силами Республики новая схема управления флотом, представленная Комиссии т. Гусева и утверждена»[1175]. Должность помглавкомора было решено не соединять с должностью начальника Морского штаба Республики (МШР). Севастопольскую и Кронштадтскую крепости решили передать сухопутному командованию, а вопрос о подчинении Балтийского флота Петроградскому военному округу передать Главкому на рассмотрение.

Таким образом, летом 1921 г. в общих чертах была разработана схема подчинения флота армейскому высшему руководству и включения Наркомата по морским делам в структуру Наркомата по военным делам. Новая схема организации морского ведомства была введена приказом по МШР от 5 октября 1921 г. во исполнение приказов РВСР и Помглавкомора[1176]. Основными отличиями новой схемы от существовавшей на тот момент в организации морского ведомства были: слияние ГМХУ и ГУК в техническо-хозяйственное управление МШР, утрата морским ведомством Увмуза и слияние Тактического и Оперативного управлений бывшего Штаба в Оперативное управление МШР. Последнее мероприятие серьезной реорганизацией считать трудно, так как за 1918–1920 гг. структура подразделений МГШ и Штаба коморси менялась бессчетное количество раз. Объединение же ГМХУ и ГУК было коренной ломкой устоявшейся структуры, ведь они существовали раздельно с 1911 года.

Наиболее развернутой и аргументированной запиской с критикой настоящего положения военного флота Советской России и с предложениями по выводу флота из кризиса была записка, поданная 18 ноября 1921 г. Э. С. Панцержанским, который тогда был начальником Морских сил Черного моря и помощником командующего всеми вооруженными силами Украины и Крыма. «Записка о флоте» была адресована Л. Д. Троцкому. В ней формулировались причины упадка военно-морских сил и намечались пути их спасения и развития.

Э. С. Панцержанский отмечал, что причинами кризисного состояния флота стали «отсутствие единого и согласованного для всех флотов плана политической работы благодаря недостаточному вниманию к флоту со стороны центральных политических органов; отсутствие твердой и определенной морской политики, хотя бы в отношении колыбели флота – Балтийского моря, на основах политической и стратегической оценки Балтийского театра; Балтийский флот надлежало рассматривать как базис для последующего устроения флотов Республики; отсутствие стройной и однообразной системы управления флотами и флотилиями, носившего случайный и эпизодический характер как в отношении расходования материальных средств, судостроительноремонтных программ, так и в отношении службы»[1177].

Э. С. Панцержанский не считал, что условия войны могут быть признаны «оправдывающими обстоятельствами» для пренебрежения флотом, так как, «во-первых, флот являлся немаловажной государственной военной артерией, а [во-вторых]…для этого необходимо было лишь своевременно создать мощный, высокоавторитетный морской политический центр, долженствовавший возглавить и объединить морское ведомство, дать ему устойчивые формы существования во всех отношениях»[1178].

Затем командующий Черноморским флотом выдвинул ряд серьезных обвинений в адрес центрального руководства. Эти обвинения изложены не слишком последовательно, но их можно сгруппировать в несколько разделов. Власти обвинялись в инертности в отношении флота, а также в отсутствии закона о флоте. Под «законом о флоте» Э. С. Панцержанский, вероятно, подразумевал развернутую судостроительную программу по образцу принимавшихся в предвоенной Германии. Подобный закон о флоте обсуждался и в России в то время, но не был принят.

Э. С. Панцержанский не останавливался перед выдвижением политических обвинений. По его мнению, власти виновны в допущении «взрыва дешевой демагогии в отношении всех моряков» после Кронштадтского восстания, а также в переложении «виновности в государственных преступлениях отдельных лиц командного состава на всю корпорацию остатков бывшего кадрового офицерства»[1179]. По мнению автора записки, эти люди в большинстве своем доказали «полную лояльность Советской власти», а в меньшинстве – даже «глубокую верность пролетарской идеологии и Республике». Результатом необоснованных обвинений, по мнению Э. С. Панцержанского, стало «очередное падение авторитета командного состава, уничтожение веры в возможность в подобных условиях созидательной работы и глубочайший упадок энергии как среди лиц, подвергшихся незаслуженным репрессиям, так и тех, коим в силу случайных обстоятельств уда лось избегнуть их»[1180].