Посмертные записки Пиквикского клуба - Чарльз Диккенс

– Но, дорогая моя... – начал мистер Напкинс.

– Молчи, несносный! Молчи! – сказала миссис Напкинс.

– Милая моя, – сказал мистер Напкинс, – ты не скрывала своей глубокой симпатии к капитану Фиц-Маршаллу. Ты постоянно приглашала его к нам, моя дорогая, и не упускала случая ввести его в другие дома.

– А что я тебе говорила, Генриетта? – тоном глубоко оскорбленной женщины воскликнула миссис Напкинс, взывая к дочери. – Не говорила ли я, что твой папа вывернется и во всем будет обвинять меня? Не говорила я?

При этом миссис Напкинс расплакалась.

– О папа! – с упреком воскликнула мисс Напкинс. И тоже расплакалась.

– Это уж слишком – укорять меня, будто я виновата во всем, когда он сам поставил нас в такое позорное и смешное положение! – возопила миссис Напкинс.

– Как мы теперь покажемся в обществе! – сказала мисс Напкинс.

– Как мы встретимся с Поркенхемами! – воскликнула миссис Напкинс.

– Или с Григгами! – воскликнула мисс Напкинс.

– Или со Сламминтаукенами! – воскликнула миссис Напкинс. – Но какое до этого дело твоему папе! Ему что!

При этой ужасной мысли миссис Напкинс в отчаянии зарыдала, и мисс Напкинс последовала ее примеру.

Слезы миссис Напкинс продолжали струиться с большой стремительностью, пока она выгадывала время, чтобы обдумать создавшееся положение, и пока не решила мысленно, что наилучшим выходом будет предложить мистеру Пиквику и его друзьям остаться у них до прибытия капитана и таким образом предоставить мистеру Пиквику случай, которого он искал. Если выяснится, что он сказал правду, капитану можно будет отказать от дома, не разглашая этой истории, а Поркенхемам объяснить его исчезновение, сказав, что благодаря влиянию его семьи при дворе он назначен на пост генерал-губернатора в Сьерра-Леоне, или Соугер Пойнт, или еще в какое-нибудь из тех мест с целебным климатом, которые так очаровывают европейцев, что им редко удается, раз попав туда, вернуться на родину.

Когда миссис Панкине осушила свои слезы, то и мисс Напкинс осушила свои, и мистер Напкинс был очень рад уладить дело так, как предлагала миссис Напкинс. Таким образом, мистер Пиквик и его друзья, смывшие все следы недавнего столкновения, были приглашены к обеим леди и вскоре после этого – к обеду; а мистер Уэллер, которого судья со свойственной ему проницательностью признал по истечении получаса одним из чудеснейших малых, был препоручен заботам и попечению мистера Мазля, который уделил ему особое внимание и с превеликим удовольствием повел его вниз.

– Как вы себя чувствуете, сэр? – осведомился мистер Мазль, провожая мистера Уэллера в кухню.

– Никакой особой перемены не произошло в моем организме с тех пор, как вы торчали за креслом вашего командира в кабинете, – ответил Сэм.

– Вы простите, что я в то время не обратил на вас должного внимания, – сказал мистер Мазль. – Нас хозяин тогда еще не познакомил. Ах, как вы ему понравились, мистер Уэллер, уверяю вас!

– Да что вы! – отозвался Сэм. – Это в высшей степени любезно с его стороны.

– Не правда ли? – подхватил мистер Мазль.

– Такой шутник... – продолжал Сэм.

– И такой мастер говорить, – сказал мистер Мазль. – Как мысли-то у него текут!

– Удивительно! – ответил Сэм. – Они так и брызжут и стукаются головами так, что как будто оглушают друг друга. Трудно даже догадаться, куда он клонит!

– Да, это великое достоинство его слога, – заметил мистер Мазль. – Осторожно на этой последней ступеньке, мистер Уэллер! Не хотите ли вымыть руки, сэр, прежде чем мы явимся к леди? Вот, сэр, ушат с водой, а за дверью полотенце для общего употребления.

– Пожалуй, пополоскаться следует, – ответил мистер Уэллер, намыливая полотенце желтым мылом и растирая лицо, пока оно не заблестело. – Сколько у вас леди?

– У нас на кухне только две, – сообщил мистер Мазль, – кухарка и горничная. Для черной работы мы держим мальчишку и, кроме того, одну девицу, но они обедают в прачечной.

– О, они обедают в прачечной? – переспросил мистер Уэллер.

– Да, – ответил мистер Мазль. – Когда они поступили, мы пустили их за свой стол, но не могли выдержать. У судомойки ужасно грубые манеры, а мальчишка так сопит, когда ест, что невозможно сидеть с ним за одним столом.

– Молодой бегемот! – заметил мистер Уэллер.

– Ох, какой ужас! – подхватил мистер Мазль. – Это самая плохая сторона службы в провинции, мистер Уэллер, молодые люди – такие дикари. Сюда пожалуйте, сэр, сюда!

Опередив с величайшей вежливостью мистера Уэллера, Мазль ввел его в кухню.

– Мэри, – сказал мистер Мазль хорошенькой служанке, – это мистер Уэллер, джентльмен, которого прислал сюда хозяин и велел принять его получше.

– А ваш хозяин понимает дело и послал меня как раз в надлежащее место, – заметил мистер Уэллер, взглянув с восхищением на Мэри. – Будь я хозяином этого дома, я тоже считал бы, что получше – значит поближе к Мэри.

– Ах, мистер Уэллер! – зардевшись, сказала Мэри.

– Вот как! – воскликнула кухарка.

– Ах, боже мой, кухарка, я и забыл! – сказал мистер Мазль. – Мистер Уэллер, разрешите вас представить.

– Как поживаете, сударыня? – произнес мистер Уэллер. – Очень рад познакомиться с вами и надеюсь, что наше знакомство будет длительным, как говорил джентльмен, обращаясь к пятифунтовому билету.

Когда церемония представления была закончена, кухарка и Мэри удалились в людскую, чтобы там минут десять похихикать; потом вернулись, смеясь и краснея, и сели обедать.

Непринужденность мистера Уэллера и его красноречие возымели столь непреодолимое действие на его новых друзей, что задолго до конца обеда они уже сошлись на короткую ногу и узнали со всеми подробностями о вероломстве Джоба Троттера.

– Я всегда не выносила этого Джоба, – сказала Мэри.

– Иначе и быть не могло, моя милая, – отозвался Сэм.

– Почему? – осведомилась Мэри.

– Потому что уродство и надувательство никогда не могут подружиться с красотой и добродетелью, – ответил мистер Уэллер. – Не правда ли, мистер Мазль?

– Никоим образом, – отозвался этот джентльмен.

По этому случаю Мэри рассмеялась и сказала, что ее рассмешила кухарка, а кухарка рассмеялась и сказала, что она не смешила.

– У меня нет стакана, – сказала Мэри.

– Пейте из моего, моя прелесть, – предложил мистер Уэллер. – Приложите губки к этому-вот стакану, и тогда я могу вас поцеловать через посредника.

– Как вам не стыдно, мистер Уэллер! – сказала Мэри.

– Почему мне должно быть стыдно, моя драгоценная?