Медбрат Коростоянов (библия материалиста) - Алла Дымовская

Что люди мумии тролля уже очень близко мы поняли по тому, как с хлопками стали взрываться один за другим надворные фонари вокруг больницы. И дядя Слава закричал: «По местам! С глушителями, гады!». А Петр Иванович откуда-то из глубины коридора позвал: «Пора!».

Я держал огневую точку на лестничной клетке посередине между первым и вторым этажами. На пролет выше меня засел с автоматом «Кудря» – охранять подступы сзади. Дядя Слава оборонял центральный вход. Нам крупно повезло, что стационар № 3,14… в периоде строился на совесть, то есть в те времена, когда советские прорабы еще имели оную. Может, за то Лаврентию Павловичу отдельная благодарность, хоть изрядная дрянь был человек, но заслужил. Непроходимые решетки, капитальные стены, тут гранатой не обойдешься, да и главная дверь, в два человеческих роста, мореный дуб, не прошибешь. Сразу, по крайней мере. А долго нам не надо. Нам надо только, чтобы Петр Иванович успел.

Расстрелянные фонари погасли, но это уже не имело значения. Потому что из четвертой палаты вырвался белоснежный сноп света, широкий, будто полнолунная дорога на море. Зазвенели разбитые стекла, вздрогнуло пространство. Это открылся переходной тоннель – догадался я. Но предаться его созерцанию мне не пришлось. Пошла атака.

Все выглядело совсем не так, как в кино. И все шло не так, как на военных учениях. И даже не так, как полагалось по нашему скороспелому плану. «Кудря» был ранен в первые несколько секунд боя. Ранен тяжело, но Нина Геннадьевна прибежала сказать – не смертельно. Да, да, наша старая экономка-кастелянша тоже осталась: куда я пойду, все мое хозяйство и все на мне! Она и Ольга оттащили раненного от окна. Мао прислал мне с Ниной Геннадьевной «спонсорский» АКСУ: а вы соблаговолите обратно его «Макаров», с автоматом он не знает как. Никогда не обращался и не держал.

Проигрывать сражение мы стали сразу. И растерялись тоже сразу. Может, кроме Мухарева, не знаю. Потому что, предполагалось – мы задержим на время «быков», пока хватит патронов, заставим подручных мумии тролля залечь в оборону. Не тут-то было. Они все оказались в серьезных «спецназовских» бронежилетах, такое мы отчего-то не догадались заранее предусмотреть, и было их намного больше, чем нас, может с десяток, откуда только мертвый Николай Иванович набрал столько. С другой стороны, ничего удивительного: что ни дерьмо, все прибивалось к его берегу. Оружие тоже, куда нашим жалким трем стволам? Разве АКСУ участкового лейтенанта мог составить весомую конкуренцию, но у меня боеприпасы были наперечет, а враг потраченных зарядов не считал – огневые наши точки подавлял ураганным огнем. Я старался в коротких паузах, когда получалось хотя бы поднять автоматное дуло, стрелять веерообразно по ногам бегущих штурмовиков, – в головы целить выходило много труднее, – и с варварским, первобытным удовлетворением отметил, что одного мне обездвижить удалось. Еще одного, точно дикого кабана, завалил прямым выстрелом в переносицу дядя Слава. Но это нам мало помогло.

Мао опять прислал Нину Геннадьевну передать: он увидел сверху, что к боковым окнам подгоняют бронированный джип. Вот и все. Подумал я. Сейчас они зацепят решетку и станут тащить, и тогда конец. Ворвутся на первый этаж, сколько Мухарев сможет продержаться? Правильный ответ – нисколько. Я соображал со скоростью света: что делать? Надо послать обратно Нину Геннадьевну сказать, чтобы Мухарев поднимался ко мне, станем держать подходы к «четвертой» сколько это будет возможно. Оглянулся – пожилая женщина лежала у самой лестницы, тело ее неловко и очень медленно сползало вниз, словно бы уплывало по все прибывавшей реке густой, нефтяно-черной крови. Послать мне теперь некого – только это и успел подумать я. Затем увидел, как из бокового коридора появилась Ксения Марковна, за ней двое других пациентов тащили потрескавшееся напольное зеркало из умывальной. Я не понял сначала, некогда было. К входной двери полезли опять, но дядя Слава там уже не стоял насмерть, по звукам не утихавшей, яростной перестрелки я догадался, что Мухарев отошел на позицию у окна справа, пытаясь достать атакующий джип. Да что толку: бронированной его туше смертельно угрожать он никак не мог. Зато ее высочество Зеркальная Ксюша!

В ту ночь мне много на что довелось насмотреться. Однако большего ужаса я не испытал, и не видал, не только в бесконечные минуты сражения за стационар, но и вообще в жизни. Зачем я стал смотреть? Мне что, делать было тогда нечего? Последний рожок давно вставлен в автомат, дальше – тишина, а я? Глаз отвести не смог. В общем, я увидел эту тварь. Которая отделилась от Ксении Марковны. Если вот с ней маленькая Зеркальная Ксюша проводила всю свою детскую жизнь! Как только выдержала? Я бы, наверное, головой вниз с десятого этажа. Тошнотворная, проворная Гадина, словно жадная клякса, скользнула по потолку. Ксения Марковна ладонями накрепко закрыла себе уши, ей надо было сосредоточиться, чтобы послать команду. Она давно уже умела и не боялась больше нисколько. Но… Мне ведь тоже Петр Иванович объяснил давеча, что ЭТО такое. Думаете, помогло? А шиш! Я, совершенно задохшись от ужаса, едва не сбежал к атакующим браткам. Удержался лишь потому, что Гадина направлялась именно к ним, а я хотел по возможности быть подальше от этого сгустка непроницаемой жути. Ксения Марковна, послав свою тень, сразу удалилась – ближайшая подручная Петра Ивановича, она не могла отлучиться надолго.

Но страшная Ксюшина тень спасла нас. Джип был брошен на половине дела, ошалевшее бычье бегало, бессвязно и бесприцельно стреляя, по всему открытому двору – дяде Славе удалось подкосить еще двоих. Все же и с нашей стороны случились потери – несколько пациентов угодили под шальные пули. Присматривать за ними было совсем некому – Мао держал огневую позицию на верхнем этаже. В «четвертую» впускали строго по одному, прочие дожидались очереди, где придется, кое-кто сунулся помочь, кто-то испугался – среди эвакуируемого контингента были на самом деле больные психически люди. Потеряли из них шесть человек, как выяснилось в самом конце.

Скоро осаждающие разобрались, что к чему: – тень лишь пугала, не причиняя видимого вреда, и ее перестали замечать. Началась вторая фаза штурма. Но Витя Алданов пробрался ко мне: несколько минут только, не больше, переправляют уже последних людей. Потерпите, пожалуйста, а я вниз, нужно предупредить Мухарева: уходим, пусть берет Феномена и быстро-быстро, если он твердо решил. Что решил? Крикнул я, пытаясь перекричать ураганную канонаду. Идти с нами. Ответил мне Витя. Я даже не удивился. Столько всего – что уже не удивился. У меня на все про все оставался последний рожок, вернее, где-то меньше половины. Зато у Мао есть еще патроны. Отчего-то это меня успокоило. Возьму его «Макаров» и буду прикрывать отход. А он пусть… пусть берет раненного и Ольгу, пусть запрется на женской половине, там есть решетка. Может, повезет. Я отполз к лестнице и прокричал ему это. Услышал ли, понял ли? Я тогда не мог знать.

– Давай-давай, Власьич! Шевели помидорами, или что там теперь заместо имеется?! Без тебя не уйду, не надейся, бисов сын! – услышал я громкую ругань позади себя. Оглянулся.

Фонтаном штукатурка, столбом известковая пыль, чихать не перечихать! и сквозь пелену – Витя Алданов пластуном, ползком по лестнице, за ним дядя Слава с винтовкой на спине. А за дядей Славой. Наверное, это и был обожаемый им Власьич, без которого Мухарев нипочем не желал уходить. И ради которого уходил. Феномен, Гений Дрищев, нечеловек. А кто? Он был страшен на вид, и в то же время не страшен совсем. Четыре паучьи ноги и между ними словно на тонких канатах подвешена грандиозных размеров раскачивающаяся голова, или не голова, но нечто смотрящее на тебя пронзительно серафимьим количеством кристальных глаз, которые будто бы облепляли со всех сторон эту фантастическую, совершенной, обтекаемой формы главу. Существо ярко пурпурного цвета, словно без кожи, но видно было – переливчатый его, все время подвижный панцирь не прошибить. Оно скользило за дядей Славой, но как-то бессильно, наверное, Феномен еще не добрал необходимую мощь, только-только завершив трансформацию. А может, и, не завершив. Мухарев обернулся, увидел, что друг его отстал. Без малейшей брезгливости подхватил гигантского паука под пунцовые лапки: