Айша. Возвращение Айши. Дочь Мудрости - Генри Райдер Хаггард

мог, но, должен тебе сказать, мужчина в довольно беспомощном состоянии, когда лежит на спине, а над ним стоит очень высокая и очень величественная дама и осыпает его комплиментами.

В конце концов ее расспросы загнали меня в угол, и, чтобы прекратить этот разговор, я сказал ей, что ищу потерянную жену, ибо, что там ни говори, Айша — моя жена, Хорейс. Она с улыбкой сказала, зачем далеко искать, она и есть моя потерянная жена, спасшая меня от гибели в реке. Говорила она с такой убежденностью, что у меня не осталось никаких сомнений в ее искренности и я даже склонен был поверить ей, ибо если Айша и жива, то наверняка сильно переменилась.

Я просто не знал, что делать, когда вдруг вспомнил о локоне — единственном, что у меня сохранилось от Нее. — Лео притронулся к груди. — Я вытащил его и сравнил с волосами Хании, и тут она вся передернулась — должно статься, от ревности, потому что локон был длиннее и не походил на ее волосы.

Поверь, Хорейс, прикосновение к этому локону, а она его коснулась, подействовало на нее, как азотная кислота на фальшивое золото. В ней сразу проступило все дурное. Разгневанный голос зазвучал грубо, она стала почти вульгарной, а ты знаешь, когда Айша впадала в ярость, она могла совершить злой в нашем понимании поступок, наводила на всех ужас, но в ней, как в молнии, не могло быть ничего грубого или вульгарного.

В этот момент я уверился, что Хания — кто бы она ни была, — во всяком случае, не Айша; они разнятся так же сильно, как их волосы. Поэтому я лежал тихо, слушая, как она говорит, упрашивает, угрожает; наконец она выпрямилась и гордо вышла из комнаты, и я услышал, как она заперла дверь снаружи. Вот и весь мой рассказ; я не думаю, что Хания успокоилась, и, сказать честно, я ее побаиваюсь.

— Да, тут есть над чем поразмыслить, — сказал я. — А теперь сиди тихо, не шевелись и не разговаривай; этот рулевой, возможно, соглядатай, и я чувствую на своей спине пристальный взгляд старого Симбри. И не прерывай меня, потому что, боюсь, у нас не так много времени.

Настал мой черед рассказывать, и он слушал меня с неподдельным изумлением.

— Ну и чудеса! — воскликнул он, когда я закончил. — Кто же эта Хесеа, что послала свое письмо с Горы? И кто же тогда Хания?

— А что подсказывает тебе догадка, Лео?

— Аменарта? — с сомнением шепнул он. — Та, что сделала надпись на черепке вазы? Египетская принцесса, которая, по словам Айши, была моей женой две тысячи лет тому назад? Аменарта в своем новом воплощении?

Я кивнул:

— Так я думаю. Почему бы и нет? Я уже много раз говорил тебе: я твердо убежден, что, если нам суждено будет увидеть следующий акт пьесы, ведущую роль в нем будет играть Аменарта, вернее, дух Аменарты; это, если ты помнишь, я и написал в своем повествовании.

Если старый буддийский монах Куен, как и тысячи других, по их уверениям, может вспомнить прошлое и даже проследить цепь перевоплощений своего «я», почему бы и этой женщине, что поставила столь многое на карту, не припомнить с помощью дяди-колдуна, пусть смутно, ее прошлое?

Как бы то ни было, Лео, это прошлое, по-видимому, все еще тяготеет над ней: именно поэтому, помимо своей воли, она с первого взгляда безумно полюбила того самого человека, которого любила прежде; тут нет никакой ее вины.

— Твои доводы достаточно убедительны, Хорейс; в таком случае я сочувствую Хании, ведь у нее не было никакого выбора, ее, так сказать, принудили полюбить.

— Так-то оно так, но получается, что твоя нога в западне. Берегись, Лео, берегись. Я полагаю, это — ниспосланное тебе испытание, несомненно, за ним последуют и другие. И еще я полагаю, что лучше тебе умереть, чем сделать ошибку.

— Я знаю, — ответил он, — но у тебя нет оснований опасаться. Кем бы некогда ни была для меня Хания, если кем-то и была, — отныне это далекое прошлое. Я ищу Айшу, только Айшу, и сама Венера не сможет отвлечь меня от этих поисков.

Мы с надеждой и страхом заговорили о таинственной Хесеа, которая прислала Симбри повеление встретить нас, о духе или жрице, «могущественной исстари», имеющей «слуг на земле и в небесах».

Нос нашей лодки ударился о берег, и, оглянувшись, я увидел, что Симбри готовится перебраться в нее. Это он и сделал, с мрачно-серьезным видом уселся перед нами и сказал, что близится ночь, поэтому он хочет развлечь и успокоить нас своим присутствием.

— И присмотреть, чтобы мы не удрали впотьмах, — буркнул себе под нос Лео.

Погонщики подстегнули пони, и мы продолжали плавание.

— Оглянитесь, — немного погодя сказал Симбри, — и вы увидите город, где сегодня — ваш ночлег.

Мы обернулись и увидели милях в десяти от нас множество домов с плоскими крышами, это и был город, не очень большой, но и не маленький. Расположен он довольно выгодно, на острове, который возвышается более чем на сто футов над уровнем равнины; у его подножия река разделяется на два рукава, которые сливаются затем вместе.

Холм, где возведен город, по всей видимости, насыпной, но вполне возможно, что за долгие века его постепенно намыли паводки; так что илистая отмель посреди реки превратилась в высокий остров. Единственное здесь большое здание — возвышающийся над городом, окруженный садами дворец с колоннами и башнями.

— Как называется город? — спросил Лео у Симбри.

— Калун, — ответил тот, — как называлась и вся эта страна еще в те далекие времена, двадцать веков назад, когда мои победоносные предки перешли через горы и захватили ее. Они сохранили это древнее название, но Гору и прилегающие к ней земли назвали Хес, сказав, что петля на каменном пике является символом богини, которой поклоняется их военачальник.

— Там все еще живут жрицы? — спросил Лео, пытаясь, в свою очередь, докопаться до правды.

— Да, и жрецы тоже. Их Община была основана победителями, которые покорили всю страну. Она вытеснила Общину тех, кто построил и Святилище, и храм, кто поклонялся огню, как и сейчас еще поклоняются обитатели Калуна.

— Кому же там поклоняются ныне?

— Говорят, богине Хес, но мы мало что знаем, между нами и горцами — исконная вражда. Мы убиваем