Колоски - Елена Евгеньевна Павлова

Так, яйца и молоко — что ж, утром придётся обойтись без омлета. И мёд где-то был, где ж он тут?..

— Пей, Минна. Вот соломинка, тяни через неё. Вкусно? Ну и слава… Да. Послушай, пожалуйста, что я тебе скажу. Ты не удивилась, что не мёрзнешь? Сегодня ведь мороз, а ты босиком и в лёгком платье.

— Да-а, — оторвалась Минна от соломинки. — Но я… сначала подумала, что сплю, у меня в последнее время все сны такие странные-странные. А потом и забыла. Я была так голодна, о чём-то ещё думать просто не получалось, — она передёрнула плечами и снова принялась пить с поспешностью на грани приличия. Чувствовалось, что только воспитание не даёт ей перейти тонкую границу, за которой жажда превращается в неприкрытую жадность.

— Да. Дело в том… только ты не пугайся, хорошо? — начал Берт и вспомнил — зря осторожничает. Она уже не умеет пугаться. — Дело в том, что ты не выздоровела. Ты умерла.

И она действительно не испугалась. Только удивилась. И не поверила. И посмотрела с жалостью, как на дурака.

— Я не шучу, Минна, и не лгу. Тот молодой господин — вампир. Я не знаю, почему он выбрал тебя, но это из-за него ты заболела. И теперь ты такая же, как он. Если я сейчас достану святое распятие или призову имя Господне, тебе станет плохо, очень плохо. Может быть, легче, чем многим, потому что ты ещё не запятнала душу свою, погибло пока только тело, но хорошо тебе не будет. Хочешь проверить?

Воцарилось молчание. Минна, не поднимая глаз, колупала ногтем столешницу. Наконец, призналась со вздохом:

— Я… думала об этом. Только верить не хотелось. Всё, как бабушка рассказывала…

— Ффух, слава… умпф, — прервал себя Берт. Вот ведь наказание, и славу Всевышнему не вознести, пока она рядом! — Тогда послушай меня, дитя. Дневной свет для тебя губителен. Лучше всего тебе отсидеться в подвале. Холода ты не чувствуешь, а чтобы было мягко, я отнесу тебе туда матрас. А вот что делать, чтобы тебе не было скучно — не знаю. Потому что мне сегодня ночью придётся сидеть здесь. Сегодня он за тобой придёт, они всегда так делают.

— Но я не хочу! — удивилась Минна. — Я… просто не пойду, он мне не господин! Все знают, у нашего герцога нет сыновей, только дочери!

— Нет, дитя, — покачал головой Берт. — Ленное право тут не причём. Им взята над тобою личная власть по старшей крови, и ты сделаешь всё, что он прикажет. Скажет убить — убьёшь, даже если не хочешь. Кого укажет. Меня. Сестру. Отца. Я постараюсь его уничтожить, но для этого, опять-таки, нужно, чтобы тебя здесь не было, иначе ты тоже погибнешь.

— А вы… колдун? — заинтересовалась Минна.

— Нет, девочка. Я святой отец Бертольд, экзорцист и охотник за нечистью. И действую словом Гос… — девочка уже съёжилась и зажмурилась, будто от удара. — Молчу, молчу, — спохватился Берт. — Вот видишь, я и слова ещё не сказал, а тебе уже плохо. Пойдём-ка в подвал. Этого молока тебе до утра должно хватить, а утром я ещё куплю. Ты всё ещё голодна?

— Н-нет, уже не очень, — задумчиво протянула Минна. — Но какое-то странное чувство, будто… чего-то не хватает…

— Крови, — кивнул Бертольд. — Но не здесь и чуть позже. Когда всё приготовим, я дам тебе два глотка. Потерпи.

— Крови? — брезгливо скривилась Минна. — Так я что — и вправду вампир? Но… значит, я… проклята? Да? Но я же… не виновата, что стала такой?.. — но страха не было в её глазах, только удивление. Это живые боятся проклятия и отлучения, мёртвые могут только удивиться несправедливости.

— Нет, дитя. Это будет добровольная жертва, и кровь моя тебя не запятнает. А утром, если я останусь жив, мы с тобой уйдём на Броккен, и там ты найдёшь своё счастье. Только там придётся немного подождать. Может — день, может — месяц. Мы могли бы уйти сейчас, но, во-первых, на сборы мне нужно время, а твой хозяин вот-вот явится. Он всё равно последует за тобой, и это во-вторых: здесь мне проще обезвредить его, чем на склоне горы, да и свидетелей тут не будет. Я очень не люблю объяснять непосвящённым, что и зачем я делаю. Пойдём?

На то, чтобы оттащить в подвал матрас, полкувшина молока и пару свечей, много времени не потребовалось. Ладонь левой руки Берт взрезал себе без тени сомнения, но в правом кулаке зажал распятие, намотав шнурок на запястье — на всякий случай. Минна сначала поморщилась, но послушно сделала два глотка и аккуратно, следуя указаниям Берта, зализала рану — вот что значит немецкое воспитание! Дисциплинированная фрёйляйн!

Мела у Берта не нашлось. Круг у двери в подвал он с молитвою отсыпал мукой, спешно натолок и накидал в кругу чеснока — тьфу, даже самому тошно, как он воняет! Дверь подвала завесил образами богоматери и Иисуса, собрал изо всех комнат. Зажёг в центре под молитву три церковных свечи и лампаду. Открыл запор на входной двери и уселся в кругу ждать свою очередную добычу с верёвкой великомученицы Моники в руках. Её любезно вернул король эльфов перед тем, как Берта отправили домой. А он-то ещё сомневался, брать ли, думал, что ему уже никогда не придётся этим заниматься!

Запах ладана от лампады, мёд свечей и чеснок смешались в довольно тошнотворную смесь, к полночи у Берта уже изрядно трещала голова, но он не сдавался. Пусть не в этом мире, а в том, но эта девочка будет спасена от участи стать чудовищем! Пусть не суждено ей повзрослеть, но там её будут любить и баловать, вечного ребёнка среди вечных взрослых. Только надо уничтожить её хозяина, чтобы он не напал со спины и не сделал её окончательно погибшей. Кто знает, сколько им понадобится ждать открытия портала? Каждую ночь ожидать нападения? Нет, так нельзя. Всё должно решиться сегодня! Но всего не предусмотришь, поэтому пивная кружка с молочной смесью тоже стояла в кругу. Откупиться — тоже выход.

В дверь деликатно постучали через полчаса после полуночи.

— Только сегодня, только на один этот раз — войди! — отозвался Берт. Дверь слегка скрипнула. С порывом стужи в облаке снежинок на пороге возник богато одетый молодой человек лет тридцати… нет, позвольте… мальчишка лет пятнадцати? Нет… Нет? Облики накладывались друг на друга, местами совпадали, но тридцатилетний, всё же, был каким-то призрачным, Берт прищурился. Точно, морок! Спасибо вам, райн