Политолог - Александр Проханов

Зал наполнился ропотом. Послышались негромкие вскрики. Множество записок потянулось в президиум с просьбой разъяснить эту часть доклада. Дышлов, переживший затмение, вынырнул на свет Божий. Почувствовал, что пока нырял в темноту, в зале произошла перемена, партия уходит из-под контроля. Собрал воедино всю свою волю, авторитет многолетнего лидера, густые интонации голоса, жест пламенного трибуна, морщину мыслителя, яростную непреклонность взгляда, и снова овладел ситуацией.

— Товарищи, сегодня мы должны утвердить предвыборные списки, которые составлены с учетом нового расклада сил в обществе. На нашу сторону переходят не только самые широкие слои угнетенного населения, но и церковь, и военные, и, что очень важно, отечественный бизнес. Мы должны объединить усилия… — Терентий Арнольдович, которому однажды удалось усилием воли сбить над Атлантикой «боинг», направил разящий луч в «солнечное сплетение» Дышлову. Там находилась особая кладовая, реликтовая память, хранилище анекдотов, которые Дышлов слышал во множестве еще со времен комсомольской юности, пересказывал в кампаниях и застольях, а потом откладывал в хранилище выше пупка, где скопилось множество забавных историй. Иногда, во время икоты, когда живот содрогался, тот или иной анекдот выскакивал из кладовой и украшал беседу с единомышленником или противником, придавая непринужденный характер. Вот и теперь луч потревожил хранилище анекдотов, извлек недавно услышанную зарисовку. — Повторяю, товарищи, мы должны объединить усилия. Вот, к примеру, объединились «Русское национальное единство» РНЕ и «Гринпис». Совместно они выдвинули лозунг: «Бей жидов, спасай китов»…

Зал взревел. Антисемитски настроенная часть делегатов бурно аплодировала. Другая, состоящая из подлинных интернационалистов, закричала: «Позор!». Небольшая часть делегатов, занятая в экологическом движении, бурно обсуждала, — можно ли достигнуть верно поставленных природоохранных целей столь радикальными средствами. Другими словами, допустимо ли сбережение китов за счет массового истребления евреев.

Дышлов, чувствуя нестерпимое жжение в районе пупка, сходя с ума от обилия шумящих в голове анекдотов, сошел с трибуны и опустился в кресло президиума. Семиженов и Грибков злобно на него взирали. Карантинов, верный соратник, стучал по графину с водой, призывая зал успокоиться. Объявил начало прений по докладу. Список выступавших был подобран заранее и состоял из сторонников Дышлова.

Первым выступил делегат далекой Амурской области. Он вытащил на трибуну стеклянную банку с формалином, где находился двухголовый эмбрион, скрючив ножки и ручки. И хотя формалин изрядно деформировал трупик, было видно, что существо обладает желтой кожей, а все четыре глаза имеют узкий, китайский разрез.

— Товарищи, — делегат указывал на заспиртованный экспонат, — заселение китайцами исконно русских земель в Приамурье приобретает угрожающий характер. Для увеличения поголовья китайцев, последние стали рожать двухголовые особи, что вдвое увеличило их процентный состав. В то время как наши женщины по-прежнему рожают одноглавых. Прошу сохранить меня в партийном списке, чтобы я с думской трибуны мог поставить вопрос о демографии Дальнего Востока…

Вторым выступал делегат из Костромской губернии, рассказав, что в их районе на овсяное поле прилетает «летающая тарелка». Вместе с партийным активом он организовал наблюдение за космическими пришельцами, но был ими схвачен, взят на борт «тарелки». Там над ним проводили эксперименты, брали пробы крови, изучали внутренние органы, а потом отпустили, оставив на теле странную татуировку.

— Я вам сейчас покажу, — делегат стал раздеваться, сбросил одежду. Голый, худой, с тощими ребрами, показал надпись, сделанную старо-славянскими буквами: «Не балуй!» — Это, товарищи, предупреждение, полученное от братьев по разуму. Прошу оставить меня в списках, чтобы я мог донести послание до самых широких масс…

Третьим выступал представитель Маковского, один из директоров банка, надевший пиджак на голое тело, грубые туфли на босу ногу, засаленную кепку бомжа, что подчеркивало его близость к народу:

— Дорогие товарищи, мы, представители крупного бизнеса, никогда не сжигали свои партбилеты, храним их в бронированных сейфах, покуда вновь ни придут «наши». Делегированные нашей партией, мы были внедрены в святая святых современного капитализма, знаем его уязвимые точки и будем способствовать его низвержению. Пока что мы принесли в КПРФ накопленные ценности и отдаем их на алтарь нашей победы. Прошу оставить нас в партийных списках…

С этими словами он снял с головы кепку, положил на край сцены и кинул в нее массивный золотой перстень с сапфиром, который просверкал в сумерках зала, как вечерняя звезда. С мест поднимались представители крупного бизнеса, все в пиджаках на голое тело. Шаркая разношенными башмаками, подходили к сцене, кидали в кепку, — кто платиновый браслет, кто слиток золота, кто яйцо Фаберже, кто бриллиантовое, времен Екатерины Великой, колье. Кепка сияла, окруженная драгоценным заревом. Зал, затаив дыхание, взирал на несметные сокровища.

Стрижайло, завороженный великолепием своей собственной режиссуры, очнулся. Подал экстрасенсорный сигнал бабушке Марфуше из вологодской деревни Костыльки, обладавшей даром телепортации. Бабуся, невзрачная на вид, из тех, что торгуют грибками на колхозных рынках, зажгла под белесыми бровками два рубиновых огонька. Брызнула красной росой в президиум, где сидел кипящий от негодования Семиженов. Его вороненый кок наполнился ртутным свечением, по лицу пробежали синие сгустки плазмы. Теряя самообладание, источая больное электричество и высоковольтные разряды, он вскочил:

— Дышлов, ты предатель! Продал партию олигархам за нефтедоллары! Ты — изношенная перчатка на руке Президента! Ты обманщик народа! При тебе партия превратилась в баптистский молитвенный дом! На тебе кровь зарезанного тобой инвалида! Тебя, а вместе с тобой и партию, проклинают «чернобыльцы»! Господь Бог не принимает тебя, опрокидывает чашу, которую ты хотел коснуться нечистыми губами! Где деньги, которые я добыл для партии? Где проходимец Крес? Я покидаю этот закупленный на корню съезд и ухожу создавать партию нового, сталинского типа! Кто за Дышлова, — оставайтесь в этом тухлом зале! Кто за Сталина, — за мной!

Рубиновые глазки вологодской колдуньи буравили Семиженова, побуждая совершить акт телепортации и перенестись на Москва-реку, где его ожидал под парами белоснежный теплоход «Сталин». Алчная ведьма направила глазки на кепку, полную драгоценностей, и совершила телепортацию золота и бриллиантов к себе в вологодскую деревню, в укромный уголок за печку.

Между тем, Семиженов менял обличье. Пропал его возбужденный декадентский кок, исчез фирменный модный костюм, изменилось выбритое до синевы лицо разгневанного цыгана. Появились седые усы, прищуренный взгляд, мундир генералиссимуса с золотыми эполетами, пепельные волосы. На трибуне стоял Сталин, чуть согнув нездоровую руку, покуривая душистую трубку. Величественно, молча, оставляя голубые дымки, прошествовал прочь из зала. За ним порывисто устремились «мисс КПРФ» Елена Баранкина и два ее обожателя Хохотун и Забурелов. Пылко встали Маша Сталин, Катя Сталин, Сара Сталин и Фатима Сталин. Множество других делегатов, чуть ни ползала, покинуло съезд, оставляя растерянного Дышлова среди поределых союзников.